Читаем Липяги. Из записок сельского учителя полностью

— Там небось и без меня народу много, — уклончиво отвечала Нина.

Мне отказаться было неудобно.

Я стал собираться. Ванятка поторопил меня и вышел к машине. Когда я был совсем одет, Нина подошла ко мне, чтобы поправить галстук. Я спросил ее, почему она отказалась поехать вместе со мной.

— А ну его! — отозвалась она в сердцах. — Похваляется своей любовью к матери. Да, если б вправду любил, небось за три эти дня, пока она лежала, пешком из Москвы добежал бы. А он…

Нина не договорила: Ванятка вошел.

— Поехали, Андрей. Я спешу: хочу еще кое-кого прихватить.

Мы вышли из дому. Я сел впереди, рядом с Ваняткой, и мы поехали. Не знаю, откуда у меня такая аристократическая привычка: как сажусь в машину, убей меня, вот до чего хочется курить! И на этот раз: едва мы тронулись, я тотчас же полез в карман, достал пачку сигарет; прежде чем взять самому, предложил сигарету Ванятке. Он покосился на пачку, но руку за сигаретой не протянул.

— Спасибо, — вежливо отказался Ванятка. — В машине я не курю. Обивка очень впитывает запахи. Одну папиросу выкуришь — два дня пахнет. Но друзья не считаются, курят. И ты кури…

Ванятка надавил на какую-то кнопку рядом с часами и спустя минуту протянул мне свечу с накаленными докрасна проводниками:

— Прикуривай.

Но у меня почему-то пропала охота курить. И ощущение блаженства как рукой сняло. Я смял вынутую сигарету и выбросил ее через полуоткрытое окно. Ванятка все держал прикурку. Потом видит — проводники ее потемнели.

— Ты чего?

— Да так, расхотелось курить, — сказал я.

Ванятка сунул запальник на место, рядом с часами. Чтобы сгладить неприятное молчание, заговорили о том, что он вообще сигарет терпеть не может, что он вообще запретил бы и само производство сигарет, если б это от него зависело. При этом он сослался на какие-то исследования американских врачей, которые якобы установили, что более половины заболеваний раком легких будто бы из-за сигарет. Он даже уверял, будто американский сенат принял такое постановление: на всех сигаретах ставить гриф: «Яд!»

Я молча слушал. Наконец и Ванятка выговорился. Молчать было как-то неудобно, еще подумает, что я обиделся…, Но я нисколько не обиделся, просто не хочется курить, когда знаешь, что в доме не курят.

И я сказал:

— Да-а! Выросли мы… запахи стали различать. А помнишь, когда в Скопине учились! Денег нет на билет — сядем в углярки и домой, за сухарями.

Ванятка повернул голову в мою сторону.

— Ну еще бы не помнить! — поддержал меня Ванятка. — Ветер. Холод. Угольная пыль в глаза.

— А помнишь, как однажды мы сели в углярку, а дежурный по станции все гонял нас. А потом ему надоело нас гонять — он взял и отцепил углярку. Мы сидим, ждем, а поезда и след простыл…

— Ну как же! Конечно, помню, — подхватил Ванятка. — Помню: загудел паровоз; мы услышали гудок — вы глянули из углярки, а паровоз уже за семафором. А дежурный стоит рядом, смеется: «Выгружайтесь, товарищи студенты, приехали!»

Мы посмеялись. Теперь, как вспомнишь, конечно, смешно, а тогда, поверьте, нам не до смеху было.

И едва мы начали вспоминать свою юность, как сразу стали ближе друг другу. Словно и не было ни войны, ни долгих лет разлуки; и будто не в Ваняткиной машине едем мы, в которой уж и подымить нельзя, а едем, как прежде, в пыльной углярке…

Нам есть что вспомнить.

Ванятка Прокудин был вторым после Кости Набокова, погибшего в войну, моим другом детства. И в школу вместе бегали, и в Скопине, в техникуме, в одни годы учились. Правда, я учился в педагогическом, а Ванятка поступил в строительный. Но, несмотря на это, мы виделись часто. Бывало, как нет денег на обед, так бежишь к Ванятке. Его не в техникуме надо было искать и не в общежитии, а на стадионе. Он не только заядлый болельщик, но и сам в футбольной команде техникума играет.

Из-за этого футбола он и на фронт не попал. Как только паша партия новобранцев прибыла в артучилище, сразу же на первой поверке замполит спросил, кто из молодых курсантов играет в футбол. Ванятка вышел из строя. Много ребят вышло. Но Ванятка лучше других гонял мяч, и его сразу зачислили в команду. Военную науку он мало изучал, больше в футбол играл. Когда нас, офицеров, распределяли по частям, то Ванятку при училище оставили, командиром взвода. Числился комвзводом, а на самом деле по-прежнему продолжал гонять мяч.

Но я не в укор Ванятке об этом его таланте вспомнил. И так у бедной Лукерьи война двух сыновей унесла.

Так вот: в студенческие годы у Ванятки был постоянный пропуск на стадион. Стадион в Скопине хороший. На нем каждый год проводились розыгрыши первенства Подмосковного угольного бассейна. Когда ни приди — с самой ранней весны и до поздней осени — все гоняют. У тех студентов, кто не играл в футбол, пропусков, конечно, не было. Но зато у нас был надежный лаз в заборе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза