Лирика

Эти соображения в особенности относятся к лирике Хафиза. Ни остроты переживания, ни движения образов мы у Хафиза не встречаем. Философское остроумие и изящно-вычурные словесные сочетания — вот отличительные черты его газелей. Иногда он даже непосредственно «обыгрывает» форму, построенной на рефрене «где» (в оригинале коджа и бе-коджа — где и куда). Все почти газели с рефреном подчиняют свое содержание этому формальному заданию.

Имея перед собой произведения, исполненные художественными приемами в высшей степени искусственными, мы сочли нужным пойти по линии наибольшего сопротивления, давая лирику Хафиза в форме оригинала. При этом мы заботились и о точной передаче строя образов оригинала, прибегая лишь к редким и незначительным отступлениям — по соображениям техническим или при полной непереводимости персидского выражения.

Конечно, система перевода, сохраняющая форму произведения и строй его образов, не дает возможности передать третий элемент оригинала — его благозвучие (эвфонию) и легкость стиха. Но отступления здесь неизбежны.

Передать звучание стихов Хафиза — задача невозможная тем более, что ритмика персидского стиха совершенно не имеет себе замены в русском стихе.

Мы свели, таким образом, свою задачу к тому, чтобы дать советскому читателю наиболее близкое понятие о данном литературном явлении, мало известном ему до сих пор. Если это начинание откроет путь к дальнейшим опытам в этой области, мы впоследствии встретимся, вероятно, и с иными способами передачи классической персидской поэзии в переводах. Работа в этом направлении может иметь не только «археологический» интерес, так как формы персидской поэзии до самого последнего времени оказывали значительное влияние на поэзию народов СССР, находившихся в кругу влияния иранской культуры.

При ознакомлении с поэзией Хафиза читателю следует иметь в виду одну характерную особенность.

Развитие образа, дающее определенный порядок течения мысли, — то, что называлось в персидской поэзии назм, — у Хафиза часто почти вовсе отсутствует. Во многих газелях в сравнительно однородную ткань вплетены строчки, не связанные с остальными ничем, кроме рифмы (так, например, в газели «Когда та милая турчанка», стих о Юсефе и Зелихе). Газели, подобные — «Мой скудный жребий тяжек», — и знаменитая газель о розе и соловье, где выдержана единая тема, совершенно не характерны для Хафиза. Как на очень типичную для Хафиза можно указать на известную газель (обычно помещаемую в рукописных диванах на первом месте). В этой газели можно найти и намеки на личные обстоятельства поэта — его неудачную поездку в Индию, окончившуюся в самом начале морского пути, которого он испугался, и чисто суфийские элементы. Характерно определение, которое дал своим газелям сам поэт, говоря, что он стихи «нанизывает, как жемчуг». Они именно нанизаны на нить формы, без которой рассыпались бы на несвязанные элементы.

Лирика

«В наш век избрал я только двух...»

В наш век избрал я только двух
для дружбы непритворной:

Бутылку длинную с вином,
стихов корабль узорный[3].

Поклажи не бери с собой —
путь верный слишком узок.

Ты захвати лишь пиалу —
ведь жизни нет повторной!

Не я один томлюсь тоской
без дела в этом мире;

И мудрым — горе: не взошли
делами знаний зерна.

Рассудком если оценить,
так здесь, в путях тревожных,

Деянья мира и он сам —
игра лишь тени вздорной.

Надежду я в душе питал
с тобой быть вечно вместе,

Но смерть — на жизненном пути
надежд убийца черный...

Прекрасной кудри ты ласкай,
оставь о прошлом повесть —

Судьба удач и неудач
путям планет покорна.

Нет дня, когда бы был Хафиз
случайно трезвым найден:

Вином предвечности пьянеть
он обречен бесспорно!

«Эй, виночерпий! чаши вновь...»