Лишь в небе с драконом нежнейший вальс (СИ)

Примерно через две недели после этой жалкой жизни он хотел отправиться на поиски новой реки для охраны и жизни. Это означало бы отшельничество до конца его дней. Я не могла этого допустить, слишком быстро я привязалась к этому дракону. И мне пришла в голову сумасшедшая мысль: я не могу сделать так, чтобы он перестал быть драконом, но я могу запрятать его воспоминания о драконьей жизни и дать ему новые. Это очень сложная магия, на которую я отважилась бы только в крайнем случае. Болезненные трансформации, отнимающие много моих сил, ни единого шанса на ошибку. Я рассказала Хаку о своей мысли. Он долго думал, и я услышала его главную мысль: «Я не хочу расстаться с воспоминаниями о ней». Я долго уверяла его в том, что воспоминания останутся с ним, только очень глубоко, намного глубже, чем они лежали до вашей встречи в купальнях Абурая. Я пыталась, как могла, расписать ему то, что сделаю всё возможное для того, чтобы вы снова встретились, когда пойму, что он готов. Я пообещала ему найти тебя за него. В конце концов Хаку всё же согласился. Я не могу представить, как трудно далось ему это решение, ведь он знал: даже если вы снова встретитесь, он не узнает тебя и больше не будет помнить твоего имени. Но он храбрый мальчик, и спустя два дня моего непрерывного колдовства мне удалось создать ему новую личность, во многом, конечно, обладающую чертами прежней — моего славного умного внука Нигихаями. К счастью, все прошло успешно, и из спящего дракона он стал спящим подростком. Он спал очень долго. За это время я успела переехать в этот дом и слегка подправить воспоминания соседей, чтобы утром все они здоровались со мной, как с бабушкой Чи. Когда мальчик проснулся, он уже был другим. Тем, кто ходит сейчас с тобой в старшую школу. Тихим мальчиком, чьи родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда ему был год.

Дзэниба перевела дух и повела правой рукой. С кухни медленно выплыл небольшой глиняный чайник в компании двух чашечек. Чайник сам разлил чай и подтолкнул чашки ко мне и Дзэнибе. В воздухе приятно запахло жасмином. Я взяла чашку в руки, но пить не стала. Слишком трудно мне было переключиться на что-то. Дзэниба, напротив, тут же выпила весь чай и потребовала у чайника добавки.

— Думаю, пора возвращать времени право течь, как оно хочет. Да и мне уже надо меняться. Выпей чай, Тихиро, полегчает.

Я послушно опустошила чашку, не почувствовав вкуса напитка. Взгляд уперся в частично выцветшую фотографию формата А4 в простой деревянной рамке, стоящую на комоде рядом с корзиной пряжи. На фото была изображена семья: сидящая на стуле мать — красивая женщина не старше тридцати лет, улыбающаяся до ямочек на щеках, держащая на руках маленького пухлощекого зеленоглазого мальчика; старший сын в форме начальной школы, стоящий за её спиной, — темноволосый, темноглазый, очень симпатичный ребенок; отец в очках с широкой черной оправой, за которой блестели светлые глаза, положивший руку на плечо старшего мальчика. Ком встал в горле, потому что я отчетливо поняла: таким будет Хаку, когда станет совсем взрослым. Как Дзэниба всё это сделала? И неужели брат, на которого так жаловался Кохакунуси, всего лишь фантом, дело рук колдуньи? Я побоялась спросить напрямую и, сморгнув слезы, с трудом отвела взгляд от фотографии.

Дзэниба встала с кресла, и я поняла, что она готовится творить волшебство, поэтому одной рукой крепко сжала ручку кресла, а другой — чайную чашку. Налетевший ураган отбросил мое кресло и посуду на свои места. Чашечка так рвалась на свое место, что, кажется, укусила меня за ладонь. Пришлось отпустить. Меня вжало в кресло и хорошенько тряхнуло, когда мы с ним стукнулись об стену, прежде чем занять положенное место. Часы затикали, зажжужала первая весенняя муха, на улице послышались детские голоса. Я посмотрела на Дзэнибу и вновь увидела бабушку Нигихаями Кохакунуси, которая поправляла золотой кулон, лежащий на её широкой груди. Теперь я знала, что её зовут бабушка Чи.

— У нас еще есть время, — сказала неузнаваемая теперь Дзэниба, — можешь пока задать мне вопросы.

Вопросы… да какие тут уже могут быть вопросы. Было ясно, что без руны на ладони мне пришлось бы тяжело. Одна мысль о том, что Хаку был проклят Юбабой, могла бы меня морально убить; одна фотография счастливой семьи, которой никогда не было у мальчика-дракона, могла бы заставить меня плакать несколько часов кряду. Что и говорить о том, что Хаку не хотел меня забывать и целый год жил с мыслью, что вскоре найдет меня…

— Почему вы сразу не отправили его в школу? — всё же спросила я. — Поначалу о нем много шептались. Сейчас, конечно, привыкли, но ведь это лишнее внимание.

— Ты права. Но хорошим чарам, как и хорошему саке, необходимо настояться. Я непременно хотела, чтобы Хаку учился с тобой. А ты являешься главным катализатором его прежних воспоминаний. Я боялась, что он вспомнит тебя и вспомнит себя. Но ты ведь наверняка пыталась узнать, помнит ли он хоть что-нибудь?

Я кивнула, снова смущаясь из-за своего поведения в день нашего нового знакомства.