Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

— Он вам поверил? В смысле, Шилов вам поверил и помочь согласился? — Паша, по-хозяйски отодвинув в сторону бумаги на столе, пристроил на освободившееся место пластиковый поднос. Две тарелки с салатом, стаканчики с кофе, пирожное — не встретив энтузиазма на предложение вместе поужинать, сам притащил еду в кабинет — “Если Ирина Сергеевна не идет в кафе, кафе идет к Ирине Сергеевне”. На слабое, больше автоматическое и неубедительное возмущение привел замечательный довод в своем фирменном стиле: “Вы себя в зеркале вообще видели? Вас ветром унесет скоро”.

На нее и правда было больно смотреть — почти прозрачная, с вечными синяками под глазами, неизменной бледностью, которую не скрывал умелый макияж. Из кабинета она практически не выходила, зарывшись в бумаги, и от мысли, к чему она медленно, но обреченно готовится, Паше каждый раз становилось невозможно дышать.

— Ну да, вроде как обещал разобраться, хотя как-то не очень он вроде мне поверил, несмотря на запись. — Ира, отломив очередной кусочек пирожного, с наслаждением сделала глоток горячего кофе, с затаенной улыбкой наблюдая, как Паша увлеченно уничтожает салат. Похоже, он за весь день не успел даже нормально пообедать, без устали бегая по району… Она не узнавала его — привычный раздолбай Ткачев, не упускавший случая затусить в баре или засесть за пивком, не слишком-то ревностный в работе, вдруг стал проявлять неслыханное рвение, подавая ей рапорт за рапортом. Неужели это из-за той давешней сцены? Вспомнилось, как, обсуждая с Ткачевым какую-то очередную проблему, подняла трубку зашедшегося яростным звоном телефона и даже поморщилась, отодвигаясь, — гневный рык генерала ударил так, что на миг зазвенело в голове. Паша, тут же без слов понявший выразительный жест и уже открывавший дверь, видимо, успел уловить что-то из “статистика упала к чертовой матери!”, “ни хрена не справляетесь!” и “погоны полетят скоро!”. А на следующий день Ткачев любезно предоставил ей не только отчет, но и закрытого в обезьяннике утырка-наркомана, которого безуспешно искали всем районом по подозрению в грабеже и убийстве… Неужели именно из-за случайно услышанного? Да нет, ерунда какая-то.

Странные у них вообще установились отношения: чуть меньше, чем любовники, намного больше, чем просто друзья. Ни слова, ни намека не звучало на тему того чудовищного, оттолкнувшего и создавшего настоящую пропасть между ними — так, будто этого и не было никогда. Впрочем, о противоположном не упоминали тоже, словно те ослепляюще-сумасбродные вспышки являлись каким-то сном. Паша не пытался давить, устраивать разборки, что-то выяснять — понимал, что неуместно и несвоевременно. Но та волна внезапно обрушившейся на Иру заботы закружила бурлящим водоворотом, которому она не могла — не хотела — сопротивляться. Слишком много сил ушло на удержание равновесия после закрутившихся событий, чтобы еще и из-за такой ерунды ломать копья и спорить до хрипоты. Тем более что Ткачев ничего не требовал, ни случайным взглядом, ни брошенной невзначай фразой не давал понять, что чего-то от нее ждет, что она что-то ему должна — как-то совсем естественно, иронично и ненавязчиво у него все получалось. И впервые, пожалуй, за всю свою жизнь, она, ожидая развязки затянувшейся истории, несмотря ни на что чувствовала себя такой защищенно-спокойной. Ни моментально слившийся эгоистичный, расчетливый Игорь, ни Глухарев, милостиво уделявший ей время между работой и пьянками с Антошиным, ни бесхребетно-ведомый Андрей не дарили ей и малой доли этого удивительного чувства, в котором она теперь просто терялась и таяла. Недолгие прогулки по парку; оставленный на столе в кабинете пакет с булочками и бумажный стаканчик еще горячего кофе с забавным рисунком маркером; внимательный взгляд на нее, морщившуюся и потиравшую виски, торопливое: “Ирин Сергевна, сейчас таблетку вам принесу”; встреча поздно вечером на парковке, выпавшие из рук ключи и не терпящее возражений: “Ирин Сергевна, давайте я поведу, вы вон уже на ногах еле держитесь”; сытный и вкусный завтрак каждый раз, когда, замотанный и уставший, оставался у нее на ночь… Сашка только многозначительно хмыкал, завидев в дверях неизменную широкоплечую фигуру, но явление дрыхнущего у них на диванчике в кухне “просто друга” никак не комментировал. Спеться они успели, что ли…

— Ирин Сергевна, может, вы все-таки домой? — Замер уже у порога, окинув встревоженным взглядом.

— Да нет, мне еще отчет надо успеть сделать. Ты иди, Паш, отдыхай. И завтра у тебя отсыпной, не забыл? — На долю секунды, а может только показалось, овеяло мягким теплом из уставшего взгляда; но уже в следующее мгновение начальница вновь уткнулась в бумаги.

***