Листая Свет и Тени

«Обескуражил ты парня», – бросил Руслан, влезая в автобус (на остановке нагнали Кину с Мирзой). «Разве? – спросил Амир, глядя вперед. – Да я подстегнул его. Теперь уж точно не сойдет». «С чего?» «С пути смертельного». Руслан хотел продолжить разговор, тут ход набрал автобус, пошатнув пассажиров, и он с ужасом вспомнил, куда и зачем они едут, точнее не зная куда, но ведь понятно, для чего, и был бы рад он сказать, что происходящее кажется дурным сном – но именно сном ничего не казалось, а холодной и твердой реальность была, и хотелось спросить, куда едут, но осекся – нелепо: спокойно спросить человека, где тебя, мол, убьют, тут Мирза подался вперед (на заднем сиденье устроился с Киной) и рассказывать начал в газете прочитанное: как уголовников трое с неделю назад решили отпраздновать выход на волю, уселись в кафе и глушили дешевый коньяк, стало им весело, избили официанта и повалили стол, на шум прибежал хозяин, и его тоже били, явился участковый и ему проломили череп, забрали пистолет, стало еще веселей, угнали машину и в пригород помчались, сбив по дороге подростка, стали приставать к женщине, некто заступился и драка завязалась, тут нагнали их полицейские и пристрелили заступавшегося, посчитав за одного из бандитов – Мирза говорил почему-то со смехом, и Руслан все гадал, отчего столь некстати вывалил он эту безобразную историю, вдвойне угнетающую от сознания предстоящего дела, есть ли намек и в чем? Все трое слушали молча, а Мирза продолжал не смущаясь: из этого можно сделать рассказ, нет только яркой концовки, изюминки, но это дело поправимое, предлагал сюжет Лачину, тот загорелся – заместо концовки можно поведать с иронией именно о ее отсутствии, сюжет оттого только выиграет, озарясь новым светом, и ирония будет горька, а назвать: «Неудачный рассказ», и можно даже цикл написать под названием «неудачных» – но потом вздохнул и признался, что сюжетов у него уже целый вагон, и потому не поспеет, а у Мирзы других пишущих знакомых и нет, кроме Амира… Руслан сжался, боясь к Амиру повернуться, понял намек – Амиру сюжеты уже ни к чему, но зачем Мирза об этом, как он мог, ведь Амир, конечно же, все понял, или просят остаться в живых ради творчества?

Непросветная глушь – кучка шиферных крыш над выжженной солнцем землей с кустарником чахлым. Гарачухур, ядрена мать, сказала Кина, отряхивая брюки в пыли безлюдной улочки – тут одни дикуши. С трудом верилось, что есть Баку с зеркалами витрин и нарядными женщинами. Руслан помнил, что «тара» – это «черный». А «чухур»? Никто не знал. Черный чухур. В непривычной горожанам тишине подошли к типичному домику в два окна…

Руслан не понимал, как он мог так одернуться. С самого входа в дом все воспринимал он с обостренным вниманием, каждые деталь и звук: женственного юношу с косичкой (у видеокамеры крутился), мужчину борцовского телосложения, с низким лбом и синевой небритых щек, неприязненно думая, что палач до неприличия похож на палача, будто для киносъемки подобран, и тут Мирза их представил друг другу, сказав: «оператор», и ошарашенный Руслан медленно обернулся обратно, к женоподобному юноше, улыбавшемуся с простодушием детским, и его передернуло, и хотелось теперь злодея картинного с руками в крови, а Мирза сказал: «Аполлон. Ну, я прозвал его так», и в ответ на недоумение пояснил: ну он же Марсия[10]… того; кстати, этот – хихикнул – и по нации грек, я тебе показывал, где он живет; Амир, снимая рубашку, сказал серьезно: «Мирза прозвал наше дело операцией «Марсий», а Мирза с каким-то нервозным весельем принялся рассуждать, как все мельчает со временем, и бог Аполлон обращается невесть во что; уйди от камеры, Аполлону пробасил оператор, еще сломаешь чего, а Кина повторяла, расхаживая из угла в угол и держась за виски, что любая нормальная женщина устроила бы сейчас истерику, но она не сделает этого, потому что она ненормальная, да-да, повторяла с мазохистическим надрывом: «я ненормальная» – все это Руслан видел и слышал, и выхватывал каждую мелочь: нож на табуретке, два железных бруса в стене и козлы во второй комнате; и не мог понять, как проглядел момент, когда в эту самую комнату прошли Кина с Мирзой за Амиром: он задержался, глядя завороженно на Аполлона, девичьим жестом заложившего прядь волос за ухо – а потом вместе с ним и оператором бросился на грохот и увидел Амира в позе неловкой на бетонном полу, у козлов, и стоят над ним Мирза и Кина…

…и он вдруг понял, что произошедшее для него страшней ожидавшейся казни. Надо ж было сверзиться так неудачно, сказал Мирза, воровато как-то в окно выглядывая, но возни с полицией будет теперь куда меньше; и оператор, сидя и голову уронив – а жаль ведь, ребята: такой, можно сказать, подвиг не состоялся, и телесенсация моя теперь – пшик, и тогда Мирза произнес, эспаньолку пригладив: «Так это еще неизвестно…» – все смотрели на него, и он досказал, улыбаясь с иронией мягкой: «Ну, то есть – состоялся бы подвиг, нет… Смог бы выдержать – уже не узнаем».