И еще для тех, кто не знает: марионетка – это я. Во что ни нарядись, какой ни прими образ, а дернули тебя и ты уже совсем не то, что о себе думала. Но ты и не догадываешься об этом. А почему?.. – А гвоздики вбиты так искусно и веревочки привязаны так незаметно, что вроде это ты сам все и есть. Дунет ветер с юга – мне тепло, иногда – жарко, размаривает, я становлюсь храброй и бесстрашно беспечной, а если с севера – то холодно, страшно, я съежилась и обо всем забыла. Ветер с востока дает свободу и разгул сладострастных чувств, поток которых растворяет и как будто бы куда-то уносит, но западный ветер меняет картинку на чувственную скупость, сухость, анализ, конкретность действия. Где же я?.. – А везде я, все это – я, и взмываю, и падаю я.
Марионетка – это распятие, но не Святое, за грехи всех поколений, и даже не за свои собственные, их не так много, и нет во мне злостного грешника. Это распятие за свою глупость, сладенькость, желание угодить, чтобы везде и всегда все было как-то, как-то хорошо при полном отсутствии понятия, что такое хорошо.
Гвоздь-то в голову вбили не очень глубоко и со знанием анатомии, – основные физиологические функции не пострадали, ноги-руки исправно движутся, дыхание в норме, заглатывающая и выделительная функции работают, как часы, даже репродуктивные инстинкты – как чистый звук от удара колокола, отлитого праведником. Но с головой все же просчитались, гвоздь не довертели. Крамольные мысли юркой крысой мелькают в голове. «Почему, почему, почему? Не согласна! Не хочу! Я – против!»
Против чего, с чем не согласна? Откуда вопросы?
Недовертели…
Как известно, крысы и тараканы – самые живучие твари на земле, их никогда не извести. Поэтому я – марионетка недокрученная.
Как «Лоуренс Аравийский»
Последний день отдыха в Мармарисе – этом местечке, где «земной рай» поселился навечно, был перенасыщен событиями и впечатлениями. Ранний подъем – и великолепие горных пейзажей резко контрастировало с огромным количеством адреналина, ежесекундно выделявшегося от страха за свою жизнь. Видавший виды, но еще резвый микроавтобус, за рулем которого сидел немолодой турок, часто ведший машину одной рукой, так как второй рукой он держал телефон, по которому разговаривал, разумеется, на непонятном языке, вез нас по горному серпантину, где двум машинам разъехаться было бы большой проблемой. Повороты были настолько крутыми (почти 180 градусов), что пока не повернешь, не поймешь, останешься ли ты жив вообще. Складывалось впечатление, что дорогу прокладывали, выгрызая техникой часть горы, и по этим дорожным неудобьям лежал наш небыстрый путь. Ехали мы так долго, что устали бояться, кто-то сумел даже вздремнуть.
Однако по-настоящему страшно стало на месте, – после того, как инструктор дал короткую вводную. Я с горечью и нестерпимым «сосаньем под ложечкой» подумала о том, как смогла я согласиться на подобную авантюру. Но отступать было поздно, и как «гордо реющий Буревестник», с низко опущенной головой, я поплелась в лодку.
Впечатления от спуска остались очень яркие. Во время коротких передышек между преодолением очередного порога, когда бурная река на несколько минут замедляла свой бешеный темп и не швыряла лодку о камни, внутри меня невольно возникало сравнение себя, как представителя вершины творческой мысли Создателя, со Стихией, и это сравнение было не в мою пользу. Я как-то отчетливо поняла, что противостоять Ей – глупо. Стихию надо изучать, чтобы научиться жить по Ее законам, остаться живым и по возможности здоровым, а еще получить удовольствие. Маленькие победы над своим страхом меня окрыляли, но я хорошо осознавала, что все победы удавались мне, потому что рядом был опытный инструктор, а мой мозг в экстренной ситуации четко работал, беспрекословно выполняя его команды.
Потом были смех и подтрунивание друг над другом, зализывание ран, обмен впечатлениями и желание запечатлеться на память с тем, кто тебе, недотепе, дал возможность продлить твое бренное существование и показал твою истинную сущность.
Дорога домой уже казалась не такой опасной и утомительной, и меня не покидало желание еще и еще раз сесть в лодку. Вернулись мы к вечеру, когда солнце медленно клонилось к закату, захотелось в последний уже раз в этом году искупаться в море.