Лисы округа Хансон

Она рычит, все чувства обостряются, и звериное чутьё подсказывает ей, что носитель лисьей бусины, тот, кто может насытить её, где-то рядом. Харин бежит со двора, перемахивает через ограду и спрыгивает на асфальт, ломая каблуки туфель. Она не замечает боли в ногах, как не замечает машины, резко тормозящей перед нею.

В обезумевшую кумихо врезается радиатор белого джипа с тремя самыми неожиданными пассажирами в его салоне.

– Харин! – вопит Хан Союль.

– Харин! – кричит Кван Тэун и выпрыгивает из автомобиля первым. Он падает на колени перед лисицей, подхватывает её на руки. – Ты ранена? Мы тебя задавили? Что?

Она открывает глаза – всё темнеет и бледнеет, фигура Кван Тэуна размывается в красном пятне гнева, – стискивает локти детектива, впиваясь когтями ему в кожу. Он шипит и морщится, но не отдёргивает рук.

– Х-харин? – запинается он.

Харин дёргает его к себе и, приподнявшись, вгрызается отросшими клыками ему в шею.

Запись от 1723 года

Жёлтое море из цветов рапса почти всё залито кровью. Харин сидит на островке сохранивших чистоту цветов – справа от неё течёт кровавая река, слева лежит тело без головы. Это Ган, старик трактирщик, который всегда отдавал Харин самые большие порции рыбного супа из морского окуня, которого ловил в бухте его сын. Голова Гана греется левым ухом на солнце – в двух шагах от тела. Запавшие глаза побелели, на лице навсегда застыла маска ужаса. Харин не может смотреть на него и отворачивается.

С другой стороны от неё в текущей к морю реке крови лежит на животе ещё тело поверх другого. Это мальчики, два брата, чьих родителей забрала в прошлом году болезнь. Старший закрывал младшего, но чья-то злая рука проткнула обоих – Харин, даже сидя на коленях, видит зияющую дыру между лопаток старшего мальчика размером с кулак.

– Хэги, – выдыхает Харин, борясь с приступом тошноты. – Сэги.

Они мертвы, как и безголовый старик Ган.

Харин отводит взгляд от мальчиков, поднимает глаза выше. Туда, где на возвышенности горит мандариновое дерево и лепестки его цветов срываются с чернеющих ветвей и, не достигнув земли, превращаются в пепел. Из-за палящего в зените солнца языков пламени почти не видно, только в воздухе чувствуется запах гари.

За деревом горит вся деревня. Харин моргает – от пепла, летящего в лицо, слезятся глаза – и с трудом поднимается с колен.

Она опоздала. Мчалась в деревню со всех четырёх ног, подгоняемая ветром в спину, потратила все силы и всё равно опоздала. Теперь её еле держат ноги, энергии не хватит, чтобы вновь принять лисий облик и хотя бы догнать того, кто уничтожил её дом во второй раз.

Позади Харин в жёлтом море рапсов лежат ещё тела – жители деревни, что бежали из горящих домов к морю и не сумели достигнуть его берега. Все погибли, все. Кто-то сгорел, кого-то настигли меч, копьё, стрела.

О том, что Бёнчхоль нашёл её нынешнее пристанище и явился, чтобы убить, Харин узнала слишком поздно. Они с Союлем были в столице, когда приспешники Союля донесли им сплетни, гуляющие среди монстров: некто, кого считают пульгасари, ищет кумихо на острове, где та прячется. Только одно существо, подходившее под это описание, могло явить на свет свою мерзкую личину, чтобы поймать Харин.

Они с Союлем вернулись на Чеджудо с первым же кораблём, но всё равно опоздали. Они гонялись за Бёнчхолем почти век, и всё равно он их обошёл. Теперь, наблюдая, как сгорает дотла вся деревня простых смертных, среди которых Харин жила несколько десятилетий, она окончательно понимает, что никакого покоя обрести не сможет – ни в этом мире, ни в потустороннем.

Харин стала кумихо, чтобы отомстить Бёнчхолю, уничтожившему её семью и дом, но в итоге целое столетие потратила впустую. Злила его, провоцировала, лишь бы тот показался на глаза и дал схватить себя. В итоге за игры с пульгасари судьба наказала не Харин, а простых людей, которые никому зла не желали.

– Харин, – звучит голос Союля за её спиной. Ей на плечи опускается пыльный чонбок, пахнущий токкэби. Он обходит Харин, становится перед ней, закрывая от неё вид горящей деревни. – Не смотри.

Она вся дрожит – от гнева, боли и вспыхивающей, точно пожар, вины глаза застилает красным. Харин стискивает руками полы чонбока, замечая, что те все в чужой крови.

– Я убью его, – хрипит она и тут же прокусывает язык. Пустые слова: она уже обещала это век назад и всё ещё не достигла цели. Чем больше она желает достигнуть цели, тем дальше эта цель от неё.

– Пойдём, – просит Союль, – здесь мы теперь бесполезны.

Харин сбрасывает с себя его руки и глядит на него снизу вверх – в глазах отражается столько гнева, что она могла бы взглядом спалить и Союля, если бы это было в её власти.

– Я должна похоронить их, а потом… потом…

– Оставь их, ты им ничем не поможешь, – прерывает её Союль. – Иди к берегу, там нас ждёт лодка.

– Нет, – выдыхает Харин.

– Садись в неё и езжай на материк. Я найду тебя позже.

– А сам что сделаешь? – взвизгивает Харин от душащей её паники. – Уничтожишь наши следы, чтобы никто из смертных не догадался, что здесь проживали кумихо и гоблин? Нет.

– Харин.