Задачи подобной философии литературы определили и особенности техники ее объяснения, разбора литературного произведения. Интерес к нему ограничивался попытками установления генетических связей произведения со стилевыми особенностями отдельных групп литераторов, групповыми стандартами «письма» и т. п., что побуждало устанавливать прямые причинные связи между структурой произведения и системой различных социальных факторов. Если принимать во внимание лишь логические особенности подобных построений, то можно связывать «целостность» структуры произведения (единство замысла, «идеи» и интерпретации, т. е. большую или меньшую степень ее реифицированности, субстанциализации) с возможностями прямого каузального причисления детерминирующих обстоятельств – социальных «факторов» литературных явлений (персонажей, сюжетов, места и времени действия и проч.). Отождествление структурности «форм» и «конструкций» произведения и структурности культуры и самой социальной реальности, служившее основанием для констатации причинных отношений между ними, стало быть, определением (назначением) одного из этих моментов в качестве причиняющей силы, детерминирующего принципа, было возможным только при неявной онтологизации «культуры» (в виде опредмеченных способов интерпретации семантического материала), столь свойственной структурализму, в том числе и «генетическому структурализму» Л. Гольдмана. «Реализм» структуры объяснения («метода») позволял впрямую вводить причинные связи между произведением и социальной системой, социальной группой писателей («литературой») и их системой отношений с социальным миром. Другими словами, ограничение рассмотрения лишь «целостностью» произведения, его конструктивными особенностями, свойственное «социально-критическому» литературоведению, без понимания регулятивного характера семантических образований вело к гипостазированию самого методологического принципа такого рассмотрения, остающегося вне рефлексивного методологического контроля, как это часто имеет место в структурализме и семиотике. Из последовательных аналитиков, проводящих резкую грань между социологией и социальной философией или социологизирующей эстетикой, следует назвать А. Зильбермана, ведущего эмпирического исследователя искусства и средств массовой коммуникации, а также Х. Н. Фюгена, У. Йегги, К. Эйбла, Р. Эскарпи.
Для конца 1950‐х – середины 1960‐х гг. обычными формами социологической интерпретации семантических образований (в данном случае литературных текстов) были подходы теории социальных ролей и средств массовой коммуникации. Ролевой подход в анализе текста, как и концепция социальных ролей в общей социологии, имел в основе своей неявную посылку: теоретико-методологическое отождествление социальных структур (систем ролей, институтов) и их смысловых, семантических компонентов, «культуры». Социальное поведение описывалось в терминах ролей, их набора, а при возникающих антиномиях – в категориях ролевого конфликта. Другими словами, ролевое поведение теоретически не требовало ситуативной определенности. Ролевой подход в значительной части исследований интерпретировал литературу в категориях поддержания нормативного порядка, социального статус-кво или элементов системы социального контроля. Ролевая интерпретация текста, не делавшая различения между социальными структурами и их культурными значениями, приводила к тому, что спорадически интерпретируемые системы значений оказывались рядоположенными или просто аморфными наборами значений, без внутренней связи между собой.
Во втором же случае литературный текст рассматривался как однозначный элемент институционального взаимодействия, когда авторитетный коммуникатор (писатель, издатель) доминирует над пассивным реципиентом, в одностороннем порядке навязывая ему те или иные ценностные образцы. Аудитория при этом предполагается гомогенной, что как бы обеспечивается большей или меньшей синхронностью массово тиражируемого образца. Последнее допущение продиктовано в том числе методическими обстоятельствами: фиксация, как и при ролевом подходе, лишь объективизированных форм взаимодействия вне субъективно полагаемых значений вынуждает предъявлять дополнительные свидетельства признания образца, его успеха («бестселлер» и т. п.).