Литература как социальный институт: Сборник работ

Теоретическая потребность ввести социологическое изучение литературы в более упорядоченные и систематические рамки сделало необходимым построение общей системы координат, в которых могли бы рассматриваться литературные явления, прежде всего текстовые образования. Такой системой стремится стать разрабатывающаяся с начала 1970‐х гг. социология культуры[214], однако не в качестве предметного описания какой-то определенной культуры или культуры определенного общества, а в развитии аналитических средств исследования смысловых образований, т. е. рассмотрения семантических структур как идеальных, ценностно-нормативных регулятивных образований. Это означало в теоретическом отношении обращение не к ролевым принципам объяснения, а к концепции социального действия, в содержательном же плане влекло за собой признание многовалентности семантических образований культуры, систематически упорядочиваемых культурологией. Препарированный ею конкретно-исторический материал используется социологом литературы для построения идеально-типических структур социального взаимодействия.

Однако изменение принятой «логики» объяснения могло бы иметь место только с изменением всего ценностного основания данной системы рассуждения, т. е. с расширением границ объекта, отказом от его оценки. Поэтому А. Зильберман мог с полным правом заявить, что «из выдаваемых за социологию литературы или маскирующихся под нее работ мы можем получить несметное количество интересных, почерпнутых из литературных произведений описаний политических событий, идей, мировоззрений, обычаев, нравов, образцов поведения и других аспектов, характеризующих рассматриваемый период. <…> Если просмотреть ряд публикаций, например докладов, собранных в сборнике “Литература и общество”[215] (название, которое могло бы быть и более однозначным), и прочитать подряд в большом количестве собранные толкования и интерпретации рассказов, стихотворений и драм от Клейста до Томаса Манна, то понятие “общество” в этой связи представится лишь модной рубрикой. То, что там можно обнаружить под словом “общественное”, не содержит ни грана социологии. “Общество” – то тут, то там, но в контексте самом причудливом и неопределенном, в соображениях и утверждениях, не опирающихся на какую-нибудь методику. Например, такого типа: “Романы Фонтане отражают общество во всех его состояниях”»[216].

Теоретическим выходом из этой ограниченности служила идея социального действия, непосредственно затрагивающая проблематику второго уравнения «литературное»–«культурное». Будучи приложена к анализу социальной системы и литературной культуры, т. е. ко всем многообразным аспектам существования литературы – следовательно, к различным аспектам взаимоотношений, складывающихся по поводу производства, рецепции, оценки и распространения литературных текстов, она (идея, или концепция социального действия) обеспечивала аналитическое и теоретическое единство объяснения в данной предметной области и предопределяла возможности перехода (построения аналитических связок) к другим смежным областям гуманитарных наук (социальной истории, культурологии, экономической истории, истории идей). «Только переходя <…> к анализу литературного произведения как системы связей и отношений индивида к индивиду, индивида к группе и группы к обществу и своему времени, можно осуществить переход от микросоциологического подхода к макросоциологическому, анализировать средствами социологии литературы в форме социального взаимодействия как мельчайшие доступные наблюдению социальные единицы – социальные взаимоотношения двух лиц, так и самые большие, а именно социальные системы»[217].