В другом эссе, «О морали двусмысленности», Симона де Бовуар утверждает, что жизнь скорее двусмысленна, чем абсурдна. Она не лишена смысла, но каждый из нас может придать ей тот смысл, какой выберет, и нравственные ценности существуют лишь в той мере, в какой человек их создает. Симона де Бовуар не верит ни в десять заповедей, ни в Кантов «нравственный закон внутри нас»; каждый должен своим умом докопаться до смысла своей жизни и научиться соответствовать требованиям собственной правды. Английский критик Морис Крентон отметил, насколько трудна и почти мучительна эта позиция отмежевания одновременно от Бога и от здравого смысла для вскормленного Декартом французского ума. Экзистенциалисты, по его словам, близки к Юму[304]
, не видевшему никакого доказательства существования Бога и никаких следов нравственного закона. Но между ними есть разница, состоящая в том, что Юм от такого положения не страдает. Охваченный сомнениями британец без малейших затруднений управляет своей жизнью. Он будет следовать традициям, соблюдать правила приличия, подчиняться законам. Его мало занимают отвлеченные понятия. Для француза, жившего больше разумом, чем традициями, выбор оказывается более трудным.В своих эссе Симона де Бовуар высказывается жестко, и делает это намеренно. «Когда истина на моей стороне, мне ни к чему откликаться на зов сердца». В своих романах она, напротив, внимательна к оттенкам переживаний. «Мои эссе отражают мой практический выбор, мои романы – удивление, которое вызывает у меня человеческий удел вообще и в частностях». Только роман мог дать ей возможность выявить мелькающие, как в калейдоскопе, смыслы изменившегося мира, в котором она очнулась в 1944 году. «Земля была усыпана обломками рухнувших иллюзий». Писательница увидела «триумфальное возвращение господства буржуазии», конфликты, положившие конец нескольким драгоценным дружбам времен Сопротивления. Это давало ей столь необходимую возможность взгляда со стороны. Она принялась за роман «Мандарины», в котором хотела изобразить интеллектуалов – особую породу людей, «с которой романистам связываться не советуют». И напрасно: приключения образованного человека могут быть не менее увлекательными, чем приключения неуча; в конце концов, интеллектуалы – это люди, и они тоже испытывают человеческие чувства.
Много говорилось о том, что «Мандарины» – роман с зашифрованными персонажами, что Дюбрей и Анри – это Сартр и Камю, что Анна, жена Дюбрея, – сама Симона де Бовуар. Говорить так могут только те, кто вообще не понимает природы романа. Писатель придает своим героям отдельные черты реальных людей, но он не пишет чьи-то портреты. Он преображает, перемешивает, перемещает, выстраивает. Дюбрей – пожилой человек, совершенно не похожий на Сартра. У Анри общего с Камю только то, что он молод, темноволос и руководит редакцией газеты. На этом сходство заканчивается. Дюбрей и Анри ссорятся, как Сартр и Камю, но затем мирятся, чего в реальной жизни не произошло. К уходу Камю из газеты Сартр не имел никакого отношения.
То же самое можно сказать о второстепенных персонажах, оживающих на страницах романа. Поль, Надин, Скрясин не списаны с реальных людей. «Все, что я почерпнула из своей памяти, я дробила, изменяла, ковала, растягивала, смешивала, перемещала, выворачивала, иногда даже наизнанку, и в результате создавала. Мне бы хотелось, чтобы эту книгу считали тем, что она есть на самом деле: это не автобиография и не репортаж, это некое воспоминание». Это и в самом деле захватывающее воспоминание о круге людей, об эпохе, о настроении умов, и это один из лучших романов нашего времени.
«Второй пол» – книга, заслуживающая, чтобы ее прочли; здесь есть и глубина понимания, и осведомленность, и страсть автора. Философ Симона де Бовуар – «рассерженная молодая женщина»[305]
, и это делает ее стиль энергичным. В своем великолепно написанном, точном и ясном труде она использовала обширные научные и философские познания. Книга делится на два тома: «Факты и мифы» и «Жизнь женщины».Факты – это положение женщины, каким мы его знаем. Женщина находится в таком же положении, что и пролетарий: это положение подчиненное, положение объекта. Мужчина относится к себе как к субъекту, если не абсолюту, а женщина – это «другая». Мужчине никогда не приходит в голову, что его представления внушены ему его полом, однако он говорит женщине: «Вы рассуждаете по-женски». Оправдывая свойственное ему чувство превосходства, мужчина обращается к философии, теологии, науке. Правда, теоретические представления на этот счет за последние пятьдесят лет заметно изменились. Христианство давно уже признало, что «женщина тоже человек». Мы помним известную цитату из послания апостола Павла: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»[306]
.