Этому пленительному чудовищу удается благодаря своей загадочности (ах, как могущественны эти ускользающие!) пробудить у Франсуазы чувство, которого она раньше никогда не испытывала: ревность. Двойную ревность, потому что она хочет, чтобы Ксавьер принадлежала только ей, и ей не нравится, что Пьер принимает Ксавьер всерьез. Когда он признается Франсуазе, что они с Ксавьер любят друг друга, поначалу известие причиняет ей боль. Затем она пытается наладить то, что не удавалось еще никому, – жизнь втроем, «трудную, но она могла бы стать прекрасной и счастливой». Может быть, с другой женщиной это и получилось бы, но с жестокой и сбивающей с толку Ксавьер никакая искренность невозможна. Франсуаза смотрит «глазами влюбленного на женщину, которую любит Пьер».
Как поступить? Она старается быть великодушной; она убеждает себя, что решит таким образом проблему «другой». Но Ксавьер «превращает ее в ничто». Франсуаза чувствует, что эта упрямая девчонка отнимает у нее все. После того как Ксавьер отдалась юноше Жерберу, заставив Пьера ревновать так, что он подглядывал в замочную скважину, как они целуются, после того как Франсуаза одержала над «гостьей» двойную победу, вернув себе любовь Пьера и добившись любви Жербера, она все же не может смириться с тем чудовищным представлением, какое сложилось о ней у Ксавьер.
«Вы ревновали ко мне, – говорит Ксавьер, – потому что Лабрусс любил меня. Вы отобрали его у меня и, чтобы полнее отомстить, отняли у меня Жербера. Оставьте его себе, он ваш… И уходите отсюда, уходите немедленно».
У Франсуазы больше нет причин ревновать к Ксавьер, ведь она ее победила, но она не может стерпеть, чтобы чужое сознание разрушило ее собственное. «Открыв газовый кран в комнате, где засыпает Ксавьер, – пишет Женевьев Женнари[302]
, – она совершила не убийство из ревности, но философское убийство». Эпиграфом к роману стала фраза Гегеля: «Сознание каждого добивается смерти другого». Ксавьер хотела ее «уничтожить» – надо выбирать, и Франсуаза выбирает. Со словами «она или я» Франсуаза открывает кран. Позже Симоне де Бовуар разонравился финал ее романа. Философские убийства свойственны программным романам, и «Ученик»[303] принадлежит к тому же жанру, что и последняя глава «Гостьи».За романом последовала пьеса «Бесполезные рты», в которой рассматривалась политическая дилемма: имеем ли мы право ради того, чтобы спасти осажденный город, где закончились все запасы продовольствия, пожертвовать лишними едоками? Или же имеем право принести в жертву город ради спасения дармоедов? Мы стоим перед выбором. Успех пьесы был умеренным. «В обрушившейся позднее на Сартра (и на нее) дурацкой славе было нечто оскорбительное. За нее приходилось дорого платить. Видевший себя обделенным вниманием грядущих веков, он внезапно вызвал к себе интерес во всем мире».
Симону де Бовуар очень занимают мысли о бессмертии, что видно из ее автобиографии и романа «Все люди смертны». Актрисе Режин надоели мимолетные успехи, она жаждет бессмертия. Она хочет покорить душевнобольного, вообразившего себя бессмертным, потому что таким образом после собственной смерти останется жить в его сознании и душе. В конце концов она поймет: то, чего она ждала от бессмертия, необходимо найти в жизни. Все люди смертны, но должны действовать так, как если бы они были бессмертными.
То же самое Симона де Бовуар утверждает в эссе «Пирр и Киней». Царь Пирр делится со своим советником Кинеем планами завоеваний. После каждой упомянутой Пирром победы Киней спрашивает: «А что вы будете делать после этого?» В ответ слышит о новых планах. «Хорошо, а потом?» В конце концов Пирр отвечает: «Тогда мы отдохнем». – «А почему бы, – спрашивает Киней, – вам не отдохнуть уже сейчас?» Это замечание на первый взгляд кажется разумным, и все же Киней не прав. Новые проекты, несмотря ни на что, рождаются и заставляют нас идти вперед. Пирр имеет право заключить: «Я живу сегодня; сегодня я отправляюсь в будущее, которое определено моими теперешними планами».