Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Ни один поэт не чувствовал так остро волшебную красоту рек, лесов, облаков, очарование юных девушек. Природа способна создавать связи между людьми всех эпох. Шекспир любит населять ее мифическими богами и духами, домовыми и феями, чародеями и колдуньями. Долгое время феерия и пастораль казались людям такой же реальностью, как и их ежедневный труд. Видеть, как бушует в шекспировских пейзажах самая безумная поэзия, – это наслаждение, которое никогда не приедается. И в этом, быть может, и заключается главная его тайна. Шекспир остается самим собой, потому что он принимал безумие нашего мира. Эти реплики, которые не перекликаются друг с другом, эти роковые поступки, которыми руководит медленный хоровод созвездий, эти влюбленные девушки, чьи лица изменчивы, как небо в апреле, – все это и есть Шекспир.

И все это также человеческая природа. Вот почему Шекспир не может устареть, и вот почему мы все – молодые и старые французы – собрались здесь, в этой древней Сорбонне, чтобы чествовать спустя четыре столетия величайшего в мире поэта.

Посмертная жизнь Джонатана Свифта

Жизнь гения не заканчивается в момент его физической смерти. Его образ продолжает трансформироваться под влиянием различных течений и литературной моды. Шатобриан, Альфред де Виньи, Бенжамен Констан и сегодня являются объектами яростных споров. Виктору Гюго, которому на похоронах воздавали почти божественные почести, пришлось пройти через чистилище, после чего он возродился в еще большем величии, и его прославляли поэты, считавшиеся ранее соперниками. Бальзак, которого не жаловали критики – ни его современники, ни даже те, кто жил в конце XIX века, наконец занял то место, которое принадлежит ему по праву: то есть первое. В посмертной жизни бывают и свои драмы, и несправедливости, и восстановление репутаций.

Последнее особенно верно по отношению к замечательному английскому прозаику, каким был Свифт. Тэн создал ему романтический образ несчастного молодого человека, обиженного, кипящего гневом, который одновременно ненавидел вельмож за их надменное и бесполезное покровительство, народ – за его глупость, женщин – за то, что, успешно проведя осаду, он трубил отступление, хотя крепость уже готова была сдаться. Этим объясняется его ожесточенность и появление самой суровой книги, когда-либо написанной человеком о человечестве: «Путешествия Гулливера». И наконец, вот почему при наступлении старости этот великий ум погибает от меланхолии, близкой к безумию: «Уже многие месяцы я только тень от тени декана Свифта». Такова легенда.

Но вот в издательстве «Плеяда» выходит книга Свифта с предисловием и примечаниями лучшего французского свифтоведа Эмиля Пона. (После его смерти дело продолжили наследники.) С первых же слов автор предисловия предупреждает нас, что взгляды на жизнь и творчество Свифта претерпели существенные изменения. «Почти все биографии Свифта похожи друг на друга: трудная юность, успех, которым он обязан своему таланту, ссылка, которой он обязан своей преданностью друзьям из партии консерваторов, мизантропия, развившаяся из-за обманутых надежд. Такова эта типичная биография, и теперь можно догадаться, что она была гениально срежиссирована самим Свифтом для его будущих историков». Как представитель англиканского духовенства и моралист, он изобличал три человеческие слабости: деньги, плоть и тщеславие. Как легендарный персонаж – он должен был победить все три. Удивительно, скольких людей ему удалось одурачить! На самом деле Свифт любил деньги, любил славу и женщин, но поскольку не любил самого себя, то всю жизнь писал, бичуя собственные пороки.

Автор предисловия прав. Свифт любил женщин: Стеллу – платонической любовью, Ванессу[437] – плотской. Свифт был неравнодушен к славе: он безумно хотел получить епископство, но добился только должности декана. Поняв, что «слава и почести лучше всего достигаются с помощью сатиры, нежели посредством другой деятельности ума», он стал безжалостным сатириком, а не романтическим бунтовщиком. До пятидесяти лет этот мизантроп был веселым, компанейским малым, окруженным близкими друзьями. Таков портрет Свифта в XX веке, и, на мой взгляд, этот образ ближе к реальности, чем тот, что он нам когда-то навязал.