Романтический депутат на вершине счастья. Его подруга в точности желанный идеал женщины – как он полагал, для него недостижимый. Младшая сестра Бландины, Козима, замужем за дирижером Гансом фон Бюловом (позже та же Козима станет супругой Рихарда Вагнера). В политике Эмиль Оливье уважаем, независим и таковым и хочет остаться. «Мне нужно все время бежать от власти, быть ей опорой или врагом, но никогда не представителем». Поскольку нам известна трагическая развязка, эти столь искренние слова особенно волнующи. Мы невольно вспоминаем фразу, которую спустя много лет он написал о своем приходе к власти: «Министры, назначенные 2 января 1870 года, напоминают музыкантов в „Ромео и Джульетте“, которых позвали на свадебный пир, но которые пришли, чтобы сыграть похоронные песни».
Поль Верлен
Калибан, который был Ариэлем
«Как горячо должны мы возразить против нелепой сентенции Буало: „Испорченность души всегда видна меж строк“[595]
. Нет! Разве только поэт, нарочно бравируя (как бывает со стареющим Верленом, поклонником богинь из меблированных комнат), толкает свое искусство на панель будничности или заставляет его мести сор хроники. В стихах не видна испорченность души. Напротив, в стихах она сгорает… Призвание, достоинство, предназначение поэзии в том, чтобы бедный человек (таков каждый из нас) мог устремиться к этому преображению и вслед за Бодлером, первым среди собратьев и учителей Верлена, воззвать: „Боже, даруй мне благодать написать несколько прекрасных стихов, дабы я не чувствовал себя последним из людей“».Процитированный текст, глубокий и верный, принадлежит перу Жака Анри Борнека[596]
: его книга «Верлен о себе»[597] представляет собой превосходное введение в творчество одного из самых чистых, воздушных, нежных французских поэтов, прожившего самую что ни на есть отвратительную, грязную и бурную жизнь. Бедный Лелиан, в нем соединились два человека, погибший и спасенный. Жан Кокто показал, что такое «загадочное и высокое искупление» поэзией человека и мира. «Но, могли бы сказать мы, если поэт – человек преображенный, если „Я есть другой“, зачем тогда смешивать повесть о его жизни, полной тоски и терзаний, с нетленной мистикой его прекраснейших стихов?»Этот спор – тема книги Пруста «Против Сент-Бёва» – здесь неуместен. Жизнь и творчество Верлена обнаруживают таинственную взаимосвязь. С одной стороны, в силу какой-то внутренней потребности жил он беспорядочно и мятежно, с другой – своего рода «технический показатель преломления» позволял ему видеть феерию мира отдельно от этой оболочки. «Примерно с четырнадцатого года жизни Верлен разом узнает жгучее одиночество сердца и плоти, а вместе с тем – все компенсирующие желания: порой они ненадолго наполняют душу радостными предвкушениями, пытаясь расстроить козни его сокровенных демонов».
Вначале было счастливое детство: отец – офицер в Метце, мать – христианка и мечтательница, семья, восходящая к старинному арденнскому роду. Этим потомкам севера и востока даны в удел переливы серого, магия лесов и спящих вод. А из непрерывного чтения подросток выносит безудержный эротизм и властное желание любить. Но он дурен собою, и «физическое убожество» становится для него навязчивой идеей, не требующей доказательств.
Вот почему всю жизнь он будет испытывать потребность в женском покровительстве. («О, женщина с душой и льстивой, и простой, / Кого не удивишь ничем и кто порой, / Как мать, с улыбкою вас в лоб целует!»[599]
; «Мне душу странное измучило виденье, / Мне снится женщина, безвестна и мила…»[600].) Чувственность, питающая его богатое воображение, порождает мрачный фатализм. Он боится быть затянутым в водоворот, захлебнуться и погибнуть в пучине, страшится «тлетворных испарений», тяжелой отравы, в которой «и чувства, и душа, и разум тонут». Находится лишь одно чудесное средство в борьбе с этим бурным потоком: поэзия. То была эпоха Парнаса, Леконта де Лиля, Готье. Стихи, написанные Верленом в двадцать лет, – парнасские, хотя сердцем он романтик. Вот и первый его сборник: «Сатурнические стихотворения», – по счастью, в них больше от Бодлера, чем от Леконта де Лиля.