Первое влияние? Во-первых, Мишле: Франс унаследовал от него способность к «сильной и непоколебимой ненависти». Его развитие будет идти «в направлении, противоположном тому образованию, которое он получил». Во-вторых, Вольтер – ему он обязан иронией и состраданием к людям. Франс восхищается революцией, но не любит кровожадность. «Жестокость – всегда жестокость, от кого бы она ни исходила». Гёте открывает ему спасительную гармонию античности и культ богини Немезиды, богини, которая олицетворяет не мстительность, а чувство меры и беспристрастную справедливость. Ведь на самом деле этот юный бунтарь живет внутри человека, склонного к порядку. Режим Второй империи смутно привлекает его. Насилие, творимое коммунарами, внушает ему ужас. Он страшится и презирает революции за их жестокость, зверства и считает, что все они обречены на провал.
В 1871 году так думает не он один. Поражения Франции в войне и парижский мятеж приводят к появлению большого количества консервативно мыслящих людей. Тэн[626]
считает, что людьми управляют скрытые силы. Юный Франс разделяет этот фатализм, но ему хочется верить, что благодаря войне, голоду и смерти постепенно сформируется человечество высшего порядка. С книгой Дарвина под мышкой он идет в Музей естествознания, и там над громадными скелетами доисторических животных перед его умственным взором предстает мраморная Венера, которая одновременно утоляет его чувственное влечение и духовное упование. В его душе уже зреет идея двуединства: «Ирония» – «Утопия». В «Золотых поэмах» он высказывает свою неизбывную жажду гармонии. Он грезит о совершенном союзе бессознательной жизни и сознания. Его скептицизм станет реакцией на такой совершенный союз, но этот мираж будет неотступно его преследовать.В годы ученичества Франс вдохновлялся идеями философов-энциклопедистов XVIII века. После стольких лет потрясений и страхов он больше не может разделять их веру в человечество. Как и Монтеня, его преследует ощущение быстротечности всего сущего. Истинный источник его поэзии – в горьком и меланхолическом напоминании о прошлом, которое слишком похоже на настоящее. И однако Франс, как и Диккенс, сохраняет умиленную любовь к жизни. К 1890 году он полностью отказывается как от абсолюта веры, так и от абсолюта науки. Пришло время отринуть тщетные поиски абсолюта и опереться на что-то относительное. На что именно? Его современники Бурже, Баррес, Брюнетьер, Моррас[627]
отвечают: на соблюдение законов, доставшихся нам от предков. Франс предпочитает другую форму относительного: приукрашивание обыденной жизни с помощью сдержанного оптимизма и юмора.Отныне благодаря юмору он как бы раздваивается. Он «совершил поворот от космического (творчество Гюго) к комическому (творчество Франса)». «Преступление Сильвестра Боннара» повторяет сюжет «Отверженных», но написано в духе Стерна и «Дон Кихота». В каждом романе Франса автор представлен двумя персонажами – наивным энтузиастом и скептиком. (Это пары: Тюдеско – Жан Сервьен, Куаньяр – Турнеброш, Бержере – его ученики, Бротто – Гамлен.) «Он придумывает дополнительные „я“ – „я“ как бы в третьем лице… Он принадлежит эпохе, которая потеряла свое „я“. Он не вспоминает, он себя творит». У великих авторов, чье творчество основано на воспоминаниях (у Пруста, например), наступает минута, когда правда прошлого превращает его в реальность. Ничего подобного нет у Франса. «Обретенное время остается утраченным временем». Но в 1888 году, испытав первую настоящую страсть (к госпоже Арман де Кайяве, которая окажется также и единственной), он верит, что нашел абсолют: любовь ведет к познанию.
«Творчество писателя – это не просто работа фантазии. Фантазия повинуется не точным историческим документам, а потаенным движениям души». Это верно. Воображение рождается из подлинного чувства. В то время Франс постигает всеобъемлющую силу любви, потому что сам охвачен страстью. «Любовь вознаграждает его за неудачи бесплодных лет».
Роман «Таис» есть некая транспозиция. На Пафнутия, который долгое время пребывал в заблуждении и печали, внезапно находит озарение: оказывается, счастье заключается в плотской страсти. Но «Таис» – это как бы «анти-Фауст», и Пафнутий останавливается на пороге страсти. Зато его создатель отдается ей. Госпожа де Кайяве, выдающаяся женщина с душой воительницы, превращает его все отрицающий скептицизм в наступательный. «Она научила Франса владеть целым миром и одновременно презирать его». Нашел ли он в этом абсолют? Нет, это счастье оказывается всего лишь видением детства, и оно слишком быстро рассеялось под влиянием ревности к прошлому. Отсюда берет начало роман «Красная лилия». Ревность убивает героя романа, Дешартра, но сам Франс выживет, как выжил Гёте после Вертера, однако он познает всю тоску любовной страсти. Сочувствие к людям на время оказывается в нем сильнее иронии и осуждения.