Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Революция, о которой мечтали поначалу крупные буржуа и либеральное дворянство, перейдет в руки мелких законников. Верхушка буржуазии хотела бы завершить революцию в июле 1789 года. Ей пришлось вынести Террор, и она использует Бонапарта, чтобы 18 брюмера положить революции конец. Очень любопытный факт: в 1830 году мы вновь видим финансистов (а иногда и тех же людей – Лекульте, Перье, Малле, Хоттингера)[671]. В этот период буржуазия пришла к власти на следующие полтора столетия. Эту преемственность на какой-то момент (по видимости) прерывают Реставрация и неохристианский романтизм. На премьере «Эрнани»[672] молодые люди освистывают буржуа. Все кричат: «Расину конец!» Всплеск романтизма поставил под вопрос сложившуюся систему ценностей. Верховенство поэтов (Гюго, Ламартин, Виньи, Мюссе) плохо согласуется с буржуазным духом. Однако во второй половине века политический престиж поэта померк, к тому же все поэты-романтики были буржуа по своему положению. Гюго умер богачом. В конце столетия наблюдается торжество самых что ни на есть буржуазных художников и писателей (Бугро[673], Бурже). Бодлер и Малларме при жизни не ведали о своей славе, которая не потускнела и поныне.

Здесь не хватает третьего тома (надеюсь, Режин Перну его напишет), где была бы показана эволюция буржуазии после Первой и Второй мировых войн. Думаю, что там должны быть указаны новые черты: любовь к риску, широта взглядов, а у «молодых предпринимателей» – неохристианская щедрость. Мощь государства возросла. Безграничный либерализм («принцип невмешательства») больше не является доктриной новой буржуазии. Режин Перну справедливо замечает, что схема Маркса (вслед за царством буржуа настанет царство пролетария, подобно тому как само царство буржуа настало после царства феодала) для историка неприемлема. Что касается меня, я думаю, что диалектику истории остановить нельзя и что, если не произойдет какой-то катастрофы, общество будущего станет компромиссом между либерализмом и социализмом. Этот синтез уже возникает на деле как в Соединенных Штатах, так и в Европе. Победил Гегель, а не Маркс.

В литературе и искусстве дух буржуазной, рационалистической философии XVIII века оказался сильно потеснен. Оптимизм, вера в прогресс не устояли перед множеством катастроф. Все писатели, от Мальро[674] до Камю, от Стейнбека до Хемингуэя, вспомнили об абсурдности человеческого существования. Режин Перну цитирует Мальро: «Мы, упиваясь, смаковали наши различия, вместо того чтобы углублять нашу общность, мы заперли на замок одновременно свои сейфы, свои сердца и свои дома…» Верно: хотя в буржуазной цивилизации и есть свои великие стороны (уважение к труду, любовь к свободе), нельзя не признать, что она слишком крепко заперла себя на замок. Сегодня барьеры падают. Университеты открыты для представителей всех классов, промышленник принимает у себя ученого, рабочий профсоюз интересуется деловой жизнью. На стенах у буржуа висят самые смелые живописные полотна. Проклятых поэтов благословляют. С некоторыми чертами прежней буржуазии покончено. Какое безопасное убежище можно найти в мире, где все так быстро меняется – деньги, оборудование, научные учения? Как можно надеяться хранить свои дела в тайне во времена подоходного налога и контроля над налоговыми декларациями? Как можно говорить о буржуазном искусстве сейчас, когда залы на авангардных спектаклях и фильмах заполняет молодежь из XVI округа? Режин Перну должна написать последний том: «Движение к синтезу». А диалектика после этого будет продолжаться. В течение еще многих веков.

Эта гнилая картошка, или Гибельные последствия принципов

«Все зло в этой гнилой картошке», – скрежетал зубами герцог Веллингтон во время великого голода в Ирландии 1845–1849 годов. И правда, пораженные грибком клубни оказали не поддающееся оценке влияние не только на судьбу Ирландии, но и на государственную политику Англии и США. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы не фатальные ошибки некоторых личностей. И в наши дни любой государственный деятель может на примере этой авантюры увидеть, как не надо действовать.