Режин Перну[665]
описала в двух толстых томах «Историю буржуазии во Франции»[666]. Книга умная, с обильным материалом, лишенная педантизма и в общем и целом объективная. Автора, занявшегося такой темой, на каждом шагу подстерегали ловушки. Слово «буржуа» – из тех, на которые одни кидаются, как бык на красную тряпку, а другие по-прежнему считают священными. К тому же ему недостает точного определения. С чисто этимологической точки зрения «буржуа» – это горожане, бюргеры (burgenses). С точки зрения экономической буржуа – это тот, кто не перебивается со дня на день, у кого есть деньги на будущее. Но «есть бедняки, которые все равно остаются буржуа, и есть богачи, которые никогда ими не станут». Тогда, быть может, это вопрос хороших манер, социального происхождения, философии?Ален именует «буржуа» любого, кто живет тем, что убеждает других: нотариуса, адвоката, преподавателя, торговца имуществом; «пролетарий» же – это тот, кто живет «деланием», подобно плотнику, ткачу или землепашцу. Отсюда следует, что политик, даже и марксист, всегда будет буржуа, а художник, если работа его замечательна и ему не нужно никого убеждать, чтобы жить, превращается в пролетария. Торговец – буржуа, секретарь профсоюза – буржуа, тогда и распорядитель на похоронах будет абсолютным буржуа, поскольку живет одними знаками. Священник и нотариус буржуа по сути своей. Впрочем, граница очерчена не так уж четко. Хирург – пролетарий в силу своих умелых рук и буржуа в силу необходимости добиваться званий и завоевывать клиентуру.
Со своей стороны, Режин Перну отправляется на поиски понятия «буржуа» вглубь истории Франции. Она показывает, как в эпоху феодализма, когда сеньоры и вилланы постоянно жили вместе, на одной земле, появились бродячие торговцы, которые вначале примыкали к большим скоплениям паломников, а затем стали селиться группами в городах. Объединяться им было легче, чем земледельцам. Дух торгового обоза – это дух сотрудничества. Город живет по установленным правилам: он назначает начальников, он пользуется «свободами», то есть привилегиями, он укрепляется, обеспечивая свою независимость. Неподалеку от меня, в Перигоре, находится десяток городков, обнесенных мощными крепостными стенами. С высоты холма они дерзко бросали вызов дворянским логовищам Дордони.
Первые буржуа живут обменом, то есть хотят получать прибыль, но ведут свое хозяйство «верно и честно». Они стремятся разбогатеть, но не в ущерб спасению души. Правила и цены им диктуют не корпорации, как ошибочно утверждают, а забота об общем благе. Торговать деньгами, то есть давать в долг под проценты, им запрещает Церковь – это экономическая ошибка, но ошибка благородная. Средневековая «атмосфера» от всех требует толики рыцарской щедрости. Возведение соборов – явление удивительное для городов с их ограниченными средствами – стало возможным лишь благодаря пожертвованиям буржуа. В городах XIII века поражает количество благотворительных заведений – приютов, братств. В то время в сфере религиозной жизни не наблюдается никаких проявлений скаредности.
Но ничто не вечно. Вскоре «идея драматических отношений Бога и человека была вытеснена идеей отношений юридических». На авансцену выйдет (и останется на ней вплоть до наших дней) новый тип буржуа – это законовед. Множится число судейских, адвокатов, правоведов. Возрождение римского права (в университетах Болоньи, Монпелье) изменяет весь дух общества. Средневековье говорило языком чести и веры, новый мир говорит языком договоров. Рыцарь почитал даму, буржуа забавляют фаблио и потешные повестушки, где с женщиной обходятся весьма грубо. Обновленное римское право повлечет за собой поражение женщины в правах, всевластие отца семейства, абсолютный характер права собственности. «Настает царство студентов-юристов». Отсюда – буржуазия жадных сутяг, озабоченная только разделами имущества и завещаниями. Бо́льшая часть романов Бальзака ведет прямое происхождение от римских и французских законников.
Одновременно меняется и характер землевладения. Для буржуа XVI века земля – это «больше не то, что возделывают и чем кормятся, это собственность, которую эксплуатируют в целях извлечения дохода». Великий историк Марк Блок[667]
описал эту эволюцию. Во времена сеньоров и сервов над землей тяготела целая иерархия законов, основанных на кутюме[668]. У крестьянина были свои, у господина – свои. В эпоху правоведов категории римского права становятся обязательными для всех, и собственность превращается в «право употребления и злоупотребления». Только в XX веке государства начинают робко посягать на этот сакральный характер земельной собственности, о которой в Средние века не имели ни малейшего представления.