Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Конечно, историки существовали и до греков. Библия иудеев – это история, египтяне довольно далеко углублялись в прошлое. Да и в самой Греции было что-то вроде истории до исторического знания: эпопея. «Илиада» и «Одиссея» – поэтическое преломление реальных фактов, и Троянская война имела место в действительности. Но употреблять слово «история» применительно к гомеровским поэмам было бы неверно. Важное место в них занимает миф, то есть вымышленный рассказ о символических событиях. И события эти объясняются не человеческими причинами, а вмешательством богов, Немезидой, праведным гневом бессмертных, Роком, предстающим то одиноким бесстрастным богом, который правит миром, то результатом противоречащих друг другу желаний богинь-соперниц. Для эпопеи характерно постоянное присутствие сакрального начала. История родится в тот момент, когда некий автор ограничится «светским чувственным миром», то есть событиями, которые мы воспринимаем чувствами и объясняем, не прибегая к высшим силам.

Можно ли сказать, что Геродот – отец истории в этом смысле? На самом деле он жил в период перехода от первого образа мысли ко второму. В его времена «философия истории» греков еще уходит корнями в миф. Геродот и сам верит в Немезиду. Но тем не менее его «История» – это попытка понять прошлое, представить его постижимым для разума, то есть упрощенным образом, а также с его помощью представить себе будущее. «На место эпического соположения приходит уже историческая фиксация, когда события связываются между собой в порядке их реального становления, то есть в порядке умопостигаемом». Впрочем, сам историк уже с первой фразы объявляет, что намерен делать: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения… [чтобы] великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».

Почему же у Геродота возник этот новый для тогдашней Греции замысел – написать мирскую историю? Здесь мы подходим к главной мысли г-на Шатле: о связи исторического и политического. Греко-персидские войны дают начало новому миру. Эллин рождается к чисто политической жизни и осознает свой статус гражданина. Отныне он существует не как член религиозной общины, прошедший обряд инициации, не как член рода, восходящего, быть может, к одному из мифологических героев, но как гражданин, который участвует в жизни государства или полиса. Этот гражданин действует (например, сражается) в чувственном, светском мире. Он обретает бытие во времени и завоевывает качество действующего лица истории. Не случайно Геродот пишет во времена Греко-персидских войн, а Фукидид – во времена Пелопоннесской войны. Эти крупные потрясения требуют коллективного осознания. И мы сами убедились в этом, когда во время и после великих войн жадно упивались нашей историей. Посредством политической жизни воспоминание превращается в событие.

Значит ли это, что история вышла из головы Геродота в полном вооружении, такой, как ее понимают современные историки? Естественно, нет. Хронология у него неточна, критика документальных свидетельств поверхностна. Он отводит важное место Немезиде, ревности богов, карающей «гибрис»[660], избыток могущества или гордыни, «слепых, разнузданных страстей, предвозвестительниц падения царей». Ксеркса неизбежно постигнет кара, потому что он не сумеет вовремя остановиться. «Никогда меж собою не будет подобно племя бессмертных богов и по праху влачащихся смертных», – сказал Гомер. Если смертный пытается преодолеть пропасть между ними, он упадет в нее. «Груды мертвых тел у Платев будут безмолвным своим языком гласить взорам людей до третьего колена о том, что не подобает смертному вынашивать мысли, превышающие удел человеческий». Но, отдав дань великой Немезиде, Геродот весьма умно и искусно показывает роль в истории индивидуальных, случайных воль.

Еще более удивительное его достоинство: он способен на беспристрастность. Его мир не таков, как у манихеев. Не всеми добродетелями наделены греки, не во всех преступлениях виновны варвары. Война стала неизбежной из-за противоречия между мирской жизнью полисов, подчиняющейся законам, и теократической империей, обладающей сильными административными структурами. Победа эллинов радует Геродота, но он ни разу ни словом не хулит обычаи и культуру, не шельмует расу противника. На протяжении всей «Истории» он старается преподать грекам урок релятивизма. Большой путешественник, наблюдавший чужеземные нравы, он, подобно Монтеню, обретает снисходительность и понимание. Он славит греков за сдержанность, любовь к свободе, гражданское мужество; он восхваляет варваров за отвращение ко лжи, за приверженность к прекрасным подвигам, за преданность государю. Одним словом, он не только историк, но и гуманист.