Возможно, но человек и сам не всегда знает, как будет вести себя завтра. В 1961 году среди миллиона американцев был проведен опрос на тему, собираются ли они в течение ближайшего года купить машину. Назовем тех, кто выразил намерение ее купить, «положительными», а тех, кто подобного намерения не выразил, «отрицательными». В конце года был проведен повторный опрос той же группы людей. Среди тех, кто ответил утвердительно на вопрос «Купили ли вы машину?», лишь 23 % относились к «положительным» первого опроса. Значит, 77 % людей, купивших автомобиль, не имели такого намерения в начале года. Из чего следует вывод: большинство людей способны предвидеть собственные поступки лишь в пределах очень короткого срока. Некоторые идут на выборы, до последнего момента не зная, за кого будут голосовать.
Конечно, все эти препятствия, мешающие предвидению, отнюдь не доказывают, что строить планы неразумно. В начале мы сказали, что без этого не может жить ни целый народ, ни отдельный человек. Все это означает простую вещь: планы должны быть краткосрочными, самое большее на четыре-пять лет, и даже такие планы следует рассматривать как предположения, то есть суждения, основанные на вероятностях. Всякий раз, как случится технический прорыв или какое-нибудь событие опровергнет предположение, план придется пересмотреть.
Мы и пересмотрим, без всякого стыда и сожаления. Мы с самого начала знали, что это всего лишь временный план. Впрочем, именно так и работали великие люди. Бальзак, приступая к роману, имел лишь смутный его план. Он менял его в процессе письма, менял, даже читая корректуру. Ученый выдвигает гипотезу, которая, как ему кажется, объясняет все известные факты. Но когда возникает новый факт, ученый немедленно жертвует прежней гипотезой и выстраивает новую – такую, в которую могла бы вписаться вся совокупность фактов. Планировщик должен быть таким же гибким. Желания людей меняются? Женщины одеваются по-новому? Необходимо принять в расчет эти непредвиденные данные. Предвидение не создает общество будущего, оно пытается его очертить, оно подсказывает решения. Потом ход времени приносит нечто иное, и еще иное, и так далее. Требуется новый выбор, старый выбор забыт. Именно это и называется «жизнь».
Жером Каркопино[650]
Портреты завоевателей
Я питаю живой и неослабный интерес к книгам Жерома Каркопино, на какие бы темы он ни писал. Человек страстный и энциклопедически образованный, он увлекается какой-нибудь ссорой двухтысячелетней давности так же пылко, как другие – Берлином или Катангой[651]
. Вспоминаю с восторгом и удовольствием, как однажды во Французской академии он буквально насмерть сразил противника, который имел наглость утверждать, что Алезия, та самая Алезия Верцингеторикса[652], находилась не на месте городка Ализ-Сент-Ренн, а где-то еще. И всем известно, какую ярую и яростную ненависть он питал к Цицерону, какие грозные стрелы в него метал.Его жаркое, сочное красноречие способно и повеселить. У г-на Каркопино отличное чувство юмора. Неожиданные сближения, современная лексика в применении к делам Античности привносят жизнь в давно погребенные споры и в, казалось бы, давно забытые конфликты. Он именует Пирра «забиякой», а его слонов «бронетранспортерами» и описывает, как тот старательно наращивал «свои ударные силы».
Это не словесная игра. Ведь слоны с башней на спине, в которой укрывались солдаты, действительно исполняли во время войн древности ту же самую роль, что и бронетанковая техника в войнах современных. И действительно, Пирр, «когда сражение разжигало его воинский пыл, забывал о своих реальных достоинствах полководца и политика с широкими взглядами и вновь превращался в „забияку“, отдаваясь неистовству рукопашной схватки и упиваясь неистовством резни».
Результат этого искусства и этого стиля состоит в том, что книга «Портреты завоевателей»[653]
, посвященная Пирру, Ганнибалу, Цезарю и Гейзериху[654], читается как современная. Да она и есть современная. За два тысячелетия люди изменились меньше, чем им кажется. Оружие сейчас другое, и транспорт другой, и скорость связи. Но страсти по-прежнему связаны с природой человеческого тела и способны меняться лишь очень медленно.Мы знаем его, этого странного Брута, сумрачного красавца, о котором Цезарь говорил: «Он не всегда знает, чего хочет, но уж если чего-нибудь хочет, стремится к этому всей душой» – который, сопровождая Катона в его миссии, бастует, восседая на куче привезенных с собой книг, и, вместо того чтобы помогать Катону, запирается с надутым видом в библиотеке, словно его и нет. Он по-прежнему опасен. Так и вижу Бриали[655]
в его роли в каком-нибудь фильме по «Мартовским идам».