Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

«Семью Тибо», как и «Жана Баруа», читали в самых широких кругах. Это было одно из тех редких литературных произведений, которые способны в равной степени привлечь среднего читателя и заслужить (в свое время) высокую оценку читателя с тонким вкусом. Андре Жид говорил: «Мое восхищение этими книгами удивляет некоторых из друзей, не сумевших найти в них ни единого из достоинств, которые ценятся в наши дни. Там нет ни изощренных содроганий, ни психологической утонченности, ни стилистических изысков, ни жгучей тревоги – но автор тем-то и силен, что позволяет себе обходиться без всего этого. Я ни у кого не видел настолько нейтрального письма и никогда не сталкивался с тем, что об этом мгновенно забываешь. Речь здесь даже не о доступности написанного всякому, взявшему в руки книгу, – речь о том, что ты сразу же вступаешь в прямой контакт с каждым из персонажей, и ни у одного из них нет ни единого жеста, который нельзя было бы себе представить, ни единой фразы, которую нельзя было бы услышать, и вскоре, точно так же как мы забываемся, читая книгу, автор забывает о самом себе, рисуя их… Вас возмущает то, что все они делают и произносят только банальные вещи? А ведь именно этим они и схожи с теми, кого вы встречаете ежедневно. Банальности, да, все здесь в высшей степени банально. Но по сравнению с этим любая книга (я говорю о книгах нашего времени) сразу же покажется мудреной, вычурной и манерной. Конечно, подобные книги, с их крепким и добротным здравомыслием, весьма далеки от снова воцарившейся сегодня в литературе прециозности…[248] Но, читая „Тибо“, я понимаю, что в глубине души меня интересуют только люди, сражающиеся со своим временем и плывущие против течения. Я не хочу сказать, что в наши дни один только Роже Мартен дю Гар начисто лишен жеманства, но мне кажется, что из всех лишенных манерности писателей наших дней он один чего-то стоит. Пройдет двадцать лет – и все это поймут».

Двадцать лет… Так долго ждать не пришлось. Уже в 1937 году Мартен дю Гар получил Нобелевскую премию, и это было справедливое решение. Не только потому, что «Семья Тибо» – цикл прекраснейших романов, но и потому, что трудно назвать другого писателя, жизнь которого отличалась бы таким же достоинством. После войны я часто виделся с Мартеном дю Гаром в Ницце. Он остался так же внимателен ко всему, что пишут, так же критичен, если не суров, но при этом не потерял способности восхищаться. Сам он не публиковал ничего, поскольку в 41-м году приступил к работе, рассчитанной на долгий срок, – работе над романом-эпопеей «Дневники полковника Момора».

«Я надеюсь справиться с этим все разбухающим и увеличивающимся в объеме сюжетом, – писал он Андре Жиду. – Здесь все может найти себе место: самые разнообразные мысли о современности; размышления культурного, образованного старика о мире и о жизни; портреты людей, которые попадались ему на пути; приключения, которые ему довелось пережить… Момор должен быть совсем не похож на меня самого – хотя бы потому, что он был военным и формировался иначе… Тот же тип, что Люс в „Жане Баруа“[249], только приправленный Лиоте»[250].

Писатель надеялся создать итоговую книгу, но эта попытка не удалась. Его стесняла форма «мемуаров». Он умел (по его словам) сочинить сцену, но не владел анализом чувств (школа Толстого, а не Пруста). Какой была бы для нас Наташа, говорил он, если бы мы знали ее только по «дневнику князя Андрея»? Чувствовалось, что с каждым годом он все менее уверен в своем новом произведении. «Я вышел из возраста великих свершений», – признавался он. А мне казалось, что и здравый смысл ему не изменил, и интеллектуальная честность была требовательнее, чем когда-либо. Возможно, он втайне радовался, что перестал публиковаться? «Насколько же легче писать посмертное!»

В феврале 1951 года Мартен дю Гар присутствовал при последних минутах жизни Жида и в том же году опубликовал свои «Заметки об Андре Жиде», а четыре года спустя – короткие «Автобиографические и литературные воспоминания». Смерть его, наступившая в августе 1958 года в поместье «Тертр» вблизи Беллема[251], была почти мгновенной. По завещанию, издание его произведений было доверено группе друзей, главным образом – Жану Деле, что позволяет нам надеяться на исследование столь же высокого уровня, что и «Молодость Андре Жида»[252].

II

Возможно, «Жан Баруа» и не художественное произведение, но эта книга взволновала тогдашнее поколение французов. Почему? Потому что в ней были затронуты некоторые из самых важных проблем того времени. На обложке своего романа Роже Мартен дю Гар поместил фотографию скульптуры Микеланджело «Скованный раб», и Жан Баруа действительно был человеком, стремившимся разорвать цепи, распрощаться с рабством и самому распоряжаться своей жизнью. Ему это не удалось, но его неудача не отняла надежды у других.