Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

«Прежде всего условимся: мораль для меня не существует. Должно, не должно, Добро, Зло – для меня это только слова; слова, которые я употребляю по примеру всех прочих, понятия, удобные для разговора; но в глубине моего существа – я сто раз это замечал – нет никаких реальностей, которые бы им соответствовали. И я всегда был таким… Нет, это, пожалуй, слишком. Я стал таким с тех пор, как… – перед ним промелькнул образ Рашели, – во всяком случае, уже давно». Одно мгновение он честно пытался разобраться, какие принципы управляют его повседневной жизнью, но, так ничего и не найдя, решил наконец за неимением лучшего: «Пожалуй, некоторая искренность? – Потом поразмыслил и уточнил: – Или, вернее, некоторая прозорливость?» Мысль его была еще не ясна, но пока что это открытие доставило ему удовлетворение. «Да, этого, разумеется, мало. Но когда я роюсь в себе, то одно из немногих точных данных, которые я могу найти, – это именно потребность ясно отдавать себе отчет в окружающих явлениях… Возможно, что я бессознательно сделал из нее некий нравственный принцип для личного употребления… Это можно сформулировать таким образом: полная свобода при условии ясности видения… Принцип, в общем довольно опасный. Но у меня это неплохо выходит. Все зависит от свойств глаз. Видеть ясно… Наблюдать самого себя тем свободным, прозорливым, объективным взором, который приобретаешь в лабораториях. Цинически следить за своими мыслями и поступками. И в заключение – принимать себя со всеми достоинствами и недостатками… Ну и что же? А то, что я почти готов сказать: все дозволено… Все дозволено, поскольку сам себя не обманываешь, поскольку сознаешь, что именно и почему делаешь!»

Почти тотчас же он едко улыбнулся: «Но больше всего сбивает меня с толку то, что если внимательно присмотреться к моей жизни, то оказывается, что эта жизнь – эта пресловутая „полная свобода“, для которой нет ни добра, ни зла, – почти исключительно посвящена тому, что другие обычно называют Добром. К чему же привело меня все это пресловутое раскрепощение? А вот к чему: я делаю не только то, что делают другие, но главным образом то, что делают те из них, кого ходячая мораль считает лучшими!..»

Вдруг он отшвырнул папиросу и, задумавшись, застыл на месте. «Не странно ли это? Я ведь снова нахожу в своем существовании тот нравственный смысл, который я, казалось, изгнал из своей жизни и от которого меньше часа тому назад считал себя окончательно раскрепощенным! Это нравственное чувство вовсе не прячется в какие-нибудь темные, неисследованные извилины моей души!

Нет! Как раз наоборот: оно расцвело, прочно внедрившись в меня, обосновавшись на главном месте, там, где центр всей моей энергии, всей моей деятельности, – в самом сердце моей профессиональной жизни! Ибо незачем играть словами: как врачу, как человеку науки, мне свойственна прямота – прямота непоколебимая; я могу с полной ответственностью сказать, что не пойду в этом отношении ни на какую сделку… Как все это примирить между собою?.. А впрочем, – подумал он, – к чему всегда стремиться примирять?» И действительно, он тотчас же отказался от этого и, перестав обстоятельно раздумывать над чем-то определенным, отпустив вожжи, постепенно погрузился в блаженную истому».

В конце концов Антуан приходит к тому, что обнаруживает в себе две разные личности: одна – это сознательный, пускающийся в долгие рассуждения человек, поступки которого соответствуют принципам, сложившимся в результате многолетнего опыта, чтения, раздумий; а другая – подчиняется лишь инстинктам, она спонтанна и проявляет себя внезапно в важные моменты жизни, когда надо принять серьезные решения. Но, как бы ни странно это показалось, именно эта личность признает нравственный закон:

«Уже давно (еще в первый год моих занятий медициной) я, не придерживаясь никаких, ни философских, ни религиозных, догм, довольно удачно примирил все мои склонности, создал себе прочную основу жизни, мысли, своего рода мораль. Рамки ограниченные, но я не страдал от этой ограниченности. Даже находил в ней ощущение покоя. Удовлетворяться жизнью в тех рамках, которые я сам себе поставил, стало для меня условием благополучия, необходимым для моей работы. Таким образом, я уже тогда удобно обосновался в кругу десятка принципов (пишу „принципов“, за неимением лучшего слова; принцип – выражение претенциозное и вымученное) – тех принципов, которые отвечали потребностям моей натуры и моего существования в качестве врача. (Грубо говоря, элементарная философия человека действия, основанная на культе энергии, упражнении воли и т. д.)