Литературные портреты: волшебники и маги

Тонкие очертания женского мира, представленные в естественной импрессионистской манере, – так в первую очередь можно определить творчество этой писательницы, и все же характеристика остается явно неполной. В не меньшей степени, нежели в правдивости, ценность этих новелл заключается в их поэтичности. Персонажи Кэтрин Мэнсфилд погружены в мир, где их действия подчиняются великим природным ритмам: времени дня, времени года, движению звезд. «Я всегда балансирую на грани поэзии», – говорила она.

У Кэтрин Мэнсфилд идея никогда не выражена напрямую. Формально нет никаких метафор, но они всегда подразумеваются. «Алоэ цветет раз в сто лет», – говорит одна из героинь в «Прелюдии», и Линда Бернел думает, что оно цветет сегодня. Символика никак не объясняется, да разве нужно? Покрытое цветами грушевое дерево неотделимо от блаженного состояния Берты Янг. Маленькая лампа в кукольном домике, убитая директором банка муха становятся центром повествования. В этом сама суть великого искусства – дать размытому чувству конкретную опору в виде предмета.

Для понимания философии писателя всегда неплохо выявить слова, которые он употребляет чаще других… В случае Кэтрин Мэнсфилд такими словами стали бы beautiful… delightful… exquisitely[322]. Красота мира потрясала ее более всего на свете. С детства она сохранила в памяти волшебную картину Новой Зеландии летним утром:

«Все гармонично, и мирно, и восхитительно. Мы проводим день в сосновом бору; как там красиво! Мы здесь дети, счастливые дети. На закате возвращаемся ужинать в гостиницу, и ночь тоже изумительна. Мы ходим на горячие источники; долгий спуск с холма божествен. Потом мы возвращаемся – усталые, разгоряченные и счастливые. Восхитительно счастливые. Спим под навесом; просыпаемся ранним утром; птицы чудесны».

Но не только Новая Зеландия ее детства купается в сказочном свете. Она повсюду находит мистический экстаз от общения с окружающим миром.

«Англия напоминает грезу. Я сижу на подоконнике в маленькой квадратной комнате. В окно я вижу заросший настурциями сад. Настенные часы бьют пять. Последний луч солнца пробивается в качающийся ставень. Очень жарко… Я так счастлива, дорогая, что не могу не послать вам эту страницу из моего дневника…»

«…Я вернулась с долгой, ленивой прогулки по парижским набережным. Воздух изумительно теплый. Белые облачка бегут по развешанным на просушку простыням… Дети роют туннели в кучах песка у реки. Они возятся там – довольные, с сияющими на солнце волосами; на реке переливаются большие серебряные звезды; деревья подрагивают в свете. Я нашла несколько восхитительных местечек: маленькие скверы в окружении белых домов, узкие улочки в тени каштанов, и все залито волшебным солнечным светом, придающим картине особое очарование».

«…И однако, случаются виде́ния, перед которыми бледнеет все когда-либо написанное или когда-либо прочтенное. Когда сегодня после полудня я вернулась в дом, волны и высокая пена словно зависали в воздухе и парили, прежде чем упасть! Что же происходит в момент парения? Это вне времени».

У Шелли встречаются такие моменты, и у Руперта Брука[323]. Нет ничего более англосаксонского, чем это всепоглощающее счастье от общения с природой, и как странно, что такое интуитивное счастье часто сочетается с умозрительным пессимизмом. Для героинь Кэтрин Мэнсфилд мир остается жестоким и пугающим. Почти все ее истории повествуют о мгновениях красоты, которые внезапно позволяют отстраниться от уродства, жестокости и смерти. Но принимать приходится и то и другое. Именно эта смесь и является жизнью. Именно это так отчетливо угадывает Лора после окончания пикника в саду.

Многообразность жизни и то, каким способом мы пытаемся вместить в нее все, в том числе и смерть, – вот что так потрясает девушку в возрасте Лоры. Она чувствует, что все должно быть устроено по-другому, но жизнь именно такова; и не мы ее придумали. В жизни пикник и смерть рабочего случаются в один день и в один час. Лора говорит: «Но такие вещи не должны случаться одновременно…» Жизнь отвечает: «А почему бы и нет?.. Что их отделяет друг от друга?..» Так бывает, и никуда от этого не деться. Но сама эта неизбежность несет в себе красоту.