Литературные портреты: волшебники и маги

«Когда Вы говорите мне, что не желаете прикасаться к деньгам Кэтрин, это означает, что Вы не верите в ее любовь. Когда Вы говорите, что она нуждается в доле роскоши и Вам невыносима мысль лишить ее этого, значит Вам не хватает ни уважения к ней, ни уважения к себе, чтобы пойти на такой шаг. Ей бы следовало спросить себя: „Смогу ли я жить в Италии, в убогом домике, вместе с Джеком, вести скромную жизнь и быть счастливой?“ Если она на это способна, тогда берите ее деньги. Если она не хочет, то и не пытайтесь, но не ходите вокруг да около. Вы должны сказать: „Как я могу стать более здоровым, более сильным, более необходимым для нее и для себя?“ Если для этого требуется полгода ничего не делать – и ладно! Ничего не делайте и берите ее деньги. Ну и пусть ей не хватает роскоши, она от этого не умрет… А вот Вы, идиот, Вы растрачиваете себя, и вовсе не ради нее, а чтобы обеспечить ей жалкую роскошь, которая по-настоящему ей и не нужна. Вы оскорбляете ее. Это неудовлетворенная женщина нуждается в роскоши, а женщина, которая любит мужчину, будет спать с ним и на голых досках… Дайте ей уверенность, а не старайтесь услужить. Держитесь крепче за себя самого, делайте то, что желаете сделать; не обхаживайте ее, она этого терпеть не может. Вы оскорбляете ее, говоря, что не возьмете ее денег».

В человеке социальном деньги и мнение других берут верх над инстинктами. Но каков же человек естественный? По Лоуренсу, человек естественный совершенно иной, нежели у Руссо или Толстого. «Благородный дикарь Руссо таков, что, будь он беговой лошадью, его бы описали как отпрыска савойского викария и мадам де Варен[339], человек естественный Толстого – набожный смиренный крестьянин, в то время как благородный дикарь Лоуренса – существо, которое невозможно было себе представить до последних антропологических исследований»[340].

Человек естественный Лоуренса больше верит в магию, чем в науку, и скорее в чувственность, чем в разум, предпочитает ритуалы речам и тело духу. Молодой спортсмен нашего времени или бойскаут из лесного лагеря намного ближе к человеку естественному, чем были их отцы. Возрождение культа тела – вот, возможно, единственная общая черта возникающих вокруг нас новых цивилизаций, будь то в Италии, в России или в Германии. Но одного тела недостаточно; Лоуренс требует, чтобы люди прислушивались к сердцу. «Он обостренно чувствует те силы в человеке, которые служат посредниками между телом и разумом»[341].

III. Похвала сумеркам

Если мудрость велит нам походить на человека естественного, то как же нам воплотить в жизнь это мудрое указание? Как достичь состояния человека естественного? Путем осознанного аналитического разбора? Никакой подход не вступил бы в большее противоречие с доктриной Лоуренса. Человеческая душа – огромный темный лес, до краев заполненный первобытной жизнью; пытаться проанализировать эту душу само по себе было бы ошибкой. Лоуренс – противник психоанализа и любой интроспекции. «Я до смерти устал от людей, зациклившихся на самих себе и на собственной внутренней жизни; я ищу новой внеличностной деятельности, которая была бы и соприродной, и жизненно необходимой».

Эту внеличностную деятельность нельзя осуществить усилиями разума. Разум высвечивает лишь ограниченную зону, а мыслящему человеку хочется верить, что эта полоса света и есть единственная реальность. Но Повелители Тьмы отыгрываются на интеллектуалах. Лоуренс всегда на стороне Повелителей Тьмы против Повелителей Света. Он испытывает особое почтение к ночи, времени любви, благодетельной ночи, в глубине которой бродят инстинкты; он полагает, что ложиться поздно – такая же ошибка, как и поздно вставать; лучше спать всего шесть часов, чем продлевать сон, когда солнце уже поднялось. Все мужчины, как и все женщины, должны быть изгнаны из постелей на рассвете – а особенно нервические натуры. Затем следует заняться чем-нибудь требующим физической активности; сразу после восхода все человеческие существа должны приступить к работе. Если они будут следовать этому правилу, то избегут нервных болезней. Лоуренс никогда не повторит вслед за Гёте (которого он, конечно же, не выносит): «Света!.. Больше света!»[342] – ни в физическом смысле, ни в духовном.

«Моя великая вера заключается в том, что кровь, плоть обладают большей мудростью, чем рассудок. Наш разум может ошибаться, но то, что ощущает, осмысляет и говорит нам наша кровь, всегда истинно. Разум всего лишь узда и удила. Что мне до науки? Все, чего я хочу, – это слушать непосредственно свою кровь, без фривольного вмешательства разума, морали и еще не знаю уж чего… Для меня человеческое тело – это некое пламя: пламя свечи, всегда возносящееся прямо, но в то же время гибкое. Разум всего лишь свет, падающий на то, что его окружает, а я куда менее озабочен тем, что меня окружает, нежели тайной вечно живого пламени».