Литературные портреты: волшебники и маги

Естественно, Мэйбл Додж не замедлила прийти к мысли, что Фрида не в силах вдохновить этот великий талант на создание тех творений, на которые он способен. И только она сама отныне станет «матерью книг» Лоуренса. Но энергичная Фрида сумела отстоять свой брак. В конце концов она вытащила своего Лоренцо из Таоса, откуда он увез две книги: «Пернатого змея» – «чувственную и мистическую эпопею»[337], где попытался показать, во что может вылиться смешение духовной жизни белых и инстинктивного сознания индейцев, и «Утро в Мексике».

Чета вернулась в Италию. У Лоуренса был туберкулез, и он уже очень плохо себя чувствовал. Там, недалеко от Флоренции, он особенно сблизился с Олдосом Хаксли; они были знакомы с 1915 года, и Хаксли описал своего друга в романе «Контрапункт» под именем Рэмпиона. Любопытно заметить, что Лоуренс был против этого портрета, который мы бы оценили как лестный. «Ваш Рэмпион самый нудный из всех персонажей, он просто надутый воздухом пузырь. Что до ваших попыток выразить интеллектуальную симпатию… Все это отвратительно, и я себя чувствую как барсук, пытающийся увернуться от охотника». Но теперь он умирал, «был смертельно болен и влюблен в жизнь, как никогда».

Я болен, потому что вверился другим.
Я вверился другим, когда они приходили ко мне,
Такие вежливые, и даже с маленькими подарками.
Они больно клевали меня и отщипывали лоскутки жизни,
Потом удалялись, каркая
И подло торжествуя.
Но они забрали слишком многое, и вот я болен.
Теперь я пытаюсь научиться
Никогда не делиться жизнью с мертвецами,
Никогда, ни единой частицей.

И снова он возвращается к сюжету, который всегда глубоко его волновал: к плотским отношениям. Наверно, желание жить вкупе с предчувствием близкого конца и объясняют чувственность такой книги, как «Любовник леди Чаттерлей»: «Я не испытываю особой уверенности в отношении моего романа „Любовник леди Чаттерлей“. С общепринятой точки зрения он совершенно неприличен, но, знаете ли, это совершенно неверно. Я постоянно стремлюсь к одному: сделать сексуальные отношения здоровыми и ценимыми, а не сомнительными, и именно с этой книгой я зашел дальше обычного… Надеюсь, она вас не шокирует, хотя я и уверен, что нет… Вы поймете, что именно я пытался сделать: полностью сблизить мужчину и женщину». В Англии книга была запрещена. Выставку картин, организованную Лоуренсом в Лондоне, посетила полиция, и некоторые полотна были изъяты. «Почему столько шума из-за столь естественных вещей? – писал Лоуренс. – Тогда следовало бы запретить яйца под тем предлогом, что они свидетельствуют об интимных связях между петухом и курицей, хотя это и не вполне достоверно. Как-то так…»

Он проводит еще несколько месяцев на юге Франции, где пишет повесть, которая будет опубликована только после его смерти и, что символично, является историей воскрешения, – «Человек, который умер». Лоуренс с наслаждением предается метафизическим изысканиям, погружаясь в растительные или звездные инкарнации.

Я расцвету сумрачной мыслью
В черных лучах смерти.
Я уже чувствую, как распускаюсь под иным солнцем,
Становясь чем-то цветущим и завершенным, со странным мягким ароматом…
…Положите Луну к моим ногам.
Укрепите ступни мои на полумесяце, чтобы я почувствовал себя всевластным.
…О, пусть щиколотки мои омоются лунным светом.
Чтобы я ушел
Уверенной поступью, обутый в луну, обновленный, с сияющими ногами,
К своей цели —
Ибо Солнце теперь враждебно, у него лик алого льва.

В 1929 году он едет в Бандоль[338], потом переезжает неподалеку, в Ванс, и поселяется в санатории. «Не могу сказать, что мне здесь хорошо: скверные ночи, кашель, да и сердце… и все сильнее изматывающая боль. Мне кажется, это грипп, но они говорят, что нет. Обстановка тоже нехороша, и я не задержусь тут надолго. Мне намного лучше в каком-нибудь доме. Как я несчастен!» Он пробыл в санатории около трех недель, лечение ему не понравилось, и, несмотря на крайнюю слабость, в один прекрасный вечер он ушел пешком, добравшись до расположенной на некотором расстоянии деревни. Это был его последний побег.