Литературные портреты: волшебники и маги

«В последние годы, – писал Хаксли, – Лоуренс был как пламя, которое все горит и горит с великолепным презрением к тому факту, что не осталось горючего, которое бы обеспечивало его существование. Невзирая на регулярные сигналы тревоги, все так привыкли видеть, как это пламя продолжает пылать, питаясь самим собой в пустой и разбитой лампе, что почти поверили, будто чудо продлится вечно, но это было невозможно».

Лоуренс умер через несколько дней после того, как ему исполнилось сорок пять лет. На могиле установили эмблему, символ возрождения: феникса, которого он сам же нарисовал.

II. Человек социальный и человек реальный

Если и был когда-либо писатель, желавший предложить людям некую веру, то это Лоуренс. Но довольно трудно эту веру определить. «Вы меня спрашиваете, – пишет он, – что я хотел сказать своей „Радугой“? Я и сам не знаю, разве что: старый мир исчерпал себя и рушится нам на голову, и мужчинам так же бесполезно отыгрываться на женщинах, как и женщинам считать своим предназначением чувственное удовлетворение мужчин. Нам нужен новый мир».

Каким должен быть этот новый мир? Складывается впечатление, что, по мысли Лоуренса, он главным образом явится возвратом к старому. Сообщество, которое Лоуренс любит и восхваляет, – это мексиканское племя или же самая бедная итальянская деревушка. Мы знаем, что ему нравился Корнуолл в той мере, в какой тот оставался первобытным; живя в Италии, он интересовался этрусками, а в Мексике – ацтекскими цивилизациями. То есть всегда тем, что находил наиболее древним, подлинным. «Современный мир, – излагал он свои соображения, – подменил человека реального, природного на человека социального, который по сути своей существо искусственное и неуравновешенное, поскольку отрицает свои инстинкты».

Когда Лоуренс прочел Голсуорси, то предал анафеме его персонажей, богатых буржуа Форсайтов: «Они потеряли свой стержень как человеческие существа. Пока человек остается человеком, его основой является некая чистота, наивность, порядочность, которые бросают вызов любому сознательному анализу; вы не можете ни оспорить их, оперируя идеями, ни торговаться с ними, пустив в ход деньги, – остается только войти с ними в чисто человеческое соприкосновение, опираясь на вашу собственную чистоту или наивность. Для современного коррумпированного человека деньги всемогущи, потому что они являются абстрактным способом заключения сделок, существующих только на поверхностном уровне. Но мы прекрасно знаем, что в лучших из нас есть потаенная сердцевина, куда деньгам нет доступа. Только у социального существа деньги проникают до самого нутра».

Социальный человек утратил связи со вселенной. Он разделяет эту вселенную надвое: с одной стороны – внешний мир со своими законами, с другой – собственная персона; с точки зрения социального человека, между остальным миром и им самим неизбежен конфликт. Человек же естественный, напротив, сохранил со вселенной мистическую общность. Он внутренне не расколот. Отдельные человеческие группы могут, конечно, ему противостоять. Ну и что? Он един со вселенной. Любой великий человек, любое искренне религиозное существо чувствует в себе эту искру, эту частицу непорочности, благодаря которой осуществляется связь с мирозданием. Но человек социальный лишен подобного прибежища; его спасение только в деньгах; даже его чувства подчинены деньгам. В мире Форсайтов характер любого действующего лица определяется деньгами: либо он их делает, либо он их имеет, либо он их желает, либо ему их не хватает.

Однако даже в мире Форсайтов, то есть в викторианской или же эдвардианской Англии, есть место чувствам, которые принято называть любовью или страстью, но что это за любовь или страсть? Самое ужасное из человеческих существ, по мысли Лоуренса, – это человек социальный, стремящийся подражать человеку реальному. В результате получается сентиментальный индивидуум, который, не имея истинных инстинктов, измышляет себе чувства умственным усилием, а после убеждает себя, что действительно их испытывает; но есть один признак, указывающий, что эти чувства не затрагивают основ его существа: они никогда не заполняют человека социального целиком. Влюбившись, Форсайты всегда тревожатся о том, что подумают другие Форсайты, как будет жить чета, каково будет ее социальное положение, а мысль о деньгах не оставляет их вообще никогда.

Однажды Марри написал Лоуренсу, что не решается предложить Кэтрин брак, потому что она богата, а он нет, и Лоуренс устроил ему королевскую головомойку. Это же ход мысли человека социального, ход мысли Форсайта, справедливо подумал он.