С Фридой у него случались жесточайшие ссоры. Между ними вспыхивала не только борьба любовников, но и классовая борьба. Она подвергает критике манеры Лоуренса; она не идет на уступки: «Фрида истинная великосветская леди. Я ненавижу ее, когда она обращается к простым людям. Она совершенно невысокомерна, но дает почувствовать кастовые различия, общаясь сверху вниз – даже с моей сестрой». Но, не считая этих сложностей, он с ней счастлив: «Удивительно замечать, как любовь превращает тебя в истинного варвара. Ты оказываешься в
Фрида привезла его жить в скромный домик в Баварских Альпах: четыре комнаты, кухня и балкон, где Лоуренс вносит последнюю правку в свой роман «Сыновья и любовники», тогда еще называвшийся «Пол Морел». Время от времени престарелая мать Фриды, баронесса фон Рихтгофен, без предупреждения сваливается им на голову, возмущается тем, что застает свою дочь на кухне за готовкой, и вопрошает Лоуренса, кто он такой, чтобы заставлять ее дочь-баронессу чистить ему башмаки и выносить за ним ночной горшок? Он же испытывает чувство триумфа. Жизнь представляется ему чередой завоеваний, а не постоянным смирением. Чтение Конрада приводит его в ярость: «Откуда берется эта изначальная покорность, которой проникнуто все творчество Конрада и прочих ему подобных? Писательство среди развалин… Я не могу простить Конраду его печаль и самоотречение».
Тем временем на баварском балконе он заканчивает «Сыновей и любовников». Отсылая рукопись Гарнетту, он дает своему роману такую характеристику:
«Мой замысел таков: волевая, но утонченная женщина утрачивает связи со своей средой и не испытывает от жизни никакого внутреннего удовлетворения. Она любила мужа страстной любовью, и дети, рожденные от этой любви, полны жизненной энергии. Но по мере того как сыновья растут, материнская любовь оборачивается влюбленностью – сначала в старшего, потом во второго. Та взаимная привязанность к матери, которую испытывают сыновья, становится основным их двигателем в жизни и заводит их все дальше и дальше, но когда они вступают в возраст мужчин, их любовь не может распространиться ни на кого другого, потому что мать является средоточием их жизни и удерживает своих детей мертвой хваткой. Отчасти это напоминает отношения Гёте с его матерью. Но едва молодой человек соприкасается с миром, возникает разрыв… Мать мало-помалу берет верх благодаря кровным узам, сын решает оставить свою душу в руках матери, хотя, как и его старший брат, начинает искать предмет страсти. И обретает его, но, почти бессознательно, мать чувствует, что происходит, и смертельно заболевает. Сын оставляет любовницу и ухаживает за умирающей матерью. В конце концов он лишается всего, его манит смерть. Это великая драма, и я могу смело заверить Вас, что написал великую книгу».
Вполне оправданная гордыня. «Сыновья и любовники» – действительно великая книга, и теперь Лоуренс, освобожденный от прошлого, попытается с помощью романов выстроитьбудущее. Варьируя тему Фриды, он углубится в изучение конфликта между мужчиной и женщиной, пытаясь найти выход из этого противостояния. Обучение любви, которое он прошел стараниями Фриды, но также и борьба против той, кто его обучил, – таковы сюжеты, к которым он будет возвращаться в самых разных формах. Все следующие романы Лоуренса – «Радуга», «Влюбленные женщины» – представляют собой эссе на тему выстраивания супружеской жизни. «Радуга» предлагает образ идеальной связи, объединяющей дух и плоть, чтобы претвориться в совершенный союз. Лоуренс пытается показать, каким может быть такой союз, но, по сути, оба романа заканчиваются крахом.
Наконец чета возвращается в Англию. Война застает Лоуренса в тот момент, когда он только-только женился на Фриде, немке. «Ну и дела! Что теперь с нами будет?» Один из друзей отдает в их распоряжение домик в Корнуолле, отдаленном крае, где Лоуренс на протяжении какого-то времени строит планы основать писательскую коммуну друзей, дабы отказаться от механистической материальной цивилизации, которая и породила эту войну. «Я так люблю Корнуолл: тут до сих пор все дышит временами короля Артура и Тристана. Здесь можно почувствовать себя свободным, ощутить мир таким, каким он был при первых шагах дохристианской кельтской цивилизации». Он считал, что там обитают потомки древней благородной и магической расы – «расы, которая верила в сумерки, в магию и в магическое влияние одного человека на другого, что само по себе завораживает. В этих людях еще осталась частица древней чувственности ночи, некая мягкость, погружение в физическое начало, нечто почти негроидное, и это крайне привлекательно».