Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Прежде чем предложить читателю обзор этих статистических данных, следует оговорить три дополнительные сложности. Во-первых, на протяжении этих двадцати лет в деятельности STN были периоды подъема и спада, а потому варьируется и объем полученных издательством заказов. До 1771 года наладить сколько-нибудь широкую торговлю во Франции ему не удавалось; а после того как книготорговцы по всей территории королевства все же стали получать грузы, отправленные из Нёвшателя, «Обществу» пришлось приспосабливаться к тем изменчивым мерам, которые в области книжной торговли принимало французское правительство: с пошлинами на изданные за рубежом книги, введенными, пусть и ненадолго, в 1772 году, с антипиратской кампанией, провозглашенной эдиктами от 30 августа 1777 года, и с попыткой взять книжный импорт под полный контроль, в обязательном порядке проводя его через парижскую палату синдиков, как того требовал приказ Вержена Генеральному откупу, отданный 12 июня 1783 года. Переписка STN с контрабандистами – начиная с Гийона в 1772‐м до Револя в 1778‐м и Февра в 1783‐м – свидетельствует о том, что с первыми двумя препонами издательству удалось справиться. Но приказ Вержена окончательно разрушил все налаженные маршруты. Помимо этого в конце 1770‐х годов, если полагаться на оценки наиболее заслуживающих доверия клиентов STN, таких «солидных» предпринимателей, как Год, Риго, Мосси, Бержере и Шарме, наступил общий упадок книжной торговли. Тема банкротства, которая сопутствовала Фаварже в поездке и упорно повторялась от одной истории книготорговца к другой, указывает на то, что ситуация была непростой. К концу 1783 года само издательство оказалось на грани банкротства. Его владельцам удалось в спешном порядке привлечь необходимые денежные средства, после чего STN максимально сократило расходы и сосредоточилось на продаже уже имевшихся складских запасов, вместо того чтобы расширять сбыт за счет новых изданий и сделок по обмену. Так что наиболее релевантная статистика относится к периоду с 1771 по 1784 год. Та, что приходится на последние пять лет существования Старого режима, куда менее надежна.

Во-вторых, если опираться на статистические данные, извлеченные из заказов, полученных STN, то некоторые книги оказываются более значимыми, чем другие. Как уже было сказано, книготорговцы во многом формировали заказы в соответствии с требованиями своих покупателей, одновременно полагаясь на собственное коммерческое чутье касательно того, что и как будет продаваться, – особенно в тех случаях, когда узнавали о новых публикациях из деловой переписки или из объявлений в периодической печати. Но при окончательном оформлении заказа они, как правило, старались выбирать что-то из книг, перечисленных в каталогах STN, которые издательство довольно часто рассылало по всем французским городам, где велась хоть какая-то книжная торговля. Книгу из каталога «Общества» обычно заказывали чаще, чем книги, которые туда не попали, а собственные издания STN в общей структуре спроса перевешивали livres d’ assortiment. Статистический анализ должен принимать такие факторы в расчет, а кроме того, он может столкнуться с трудностями при интерпретации географического распределения заказов. Если книготорговец из Марселя просил прислать ему примерно тот же набор книг, что и книготорговец из Безансона, должно ли это свидетельствовать о том, что при составлении заказов они опирались на одни и те же источники, причем не только на каталоги STN, но и на проспекты и циркулярные письма, которые издательство рассылало почтой, и на объявления в газетах? Или речь следует вести о том, что относительно обеспеченная и хорошо образованная элита, покупавшая книги, выказывала сходные предпочтения в обоих этих городах, если и не по всей Франции? Мне это неизвестно, но меня удивляет отсутствие местной специфики в большинстве заказов – конечно же, с поправкой на особые случаи, такие как высокий спрос на протестантскую литературу в Ниме, на трактаты по медицине в Монпелье и на труды по виноградарству в Бордо. Однако складывается такое впечатление, что в высших слоях общества, вне зависимости от существенных различий в региональных культурах, повсеместно господствовали одни и те же вкусы, особенно в том, что касалось современной литературы.