Совращением униатов в латинство больше всего занимались ксендзы и католические монахи. Пропагандируя католичество среди униатов, те и другие выставляли его исповеданием господствующим, благородным, панским; унию же – учением невежественным, мужицким, презренным, свойственным неблагородной русской породе людей. «Бог сотворил попа для холопа, а плебана (ксендза) для пана», – говорил публично один ксендз. Более усердные ксендзы заходили еще дальше в благочестивом рвении, утверждая, что уния не более как ересь, сравнивали ее с нехристианскими исповеданиями, обзывали «собачьею верою». «Всякий русак собака, вера их – собачья вера!» – проповедовал каноник Коссовский пред русскою униатскою громадою в селе Яслишках. В г. Жолкви ксендз Квяткевич, заметивши однажды католический крестный ход, направлявшийся из костела в униатскую церковь Св. Троицы, остановил его и громко закричал: «Зачем вы идете к этим схизматикам, на которых и смотреть-то совестно»[336]
. В селе Тысьменчанах ксендз Томицкий среди многочисленного собрания народа издевался над обрядами униатской церкви, утверждая, между прочим, «что униатское церковное пение похоже на вой собак». Иезуиты в проповедях утверждали, что обряды униатской церкви достойны осмеяния, что ее учение хуже веры турецкой, еврейской и лютеранской, что никто из последователей ее не может быть спасен, что церкви униатские хуже синагог. Но особенно ревностно преследовал насмешками все обряды и таинства униатской церкви, при обращении униатов в католичество, ксендз Цвейнарский; он, между прочим, публично доказывал, что униатские священники «не крестят детей, а лишь оскверняют».По свидетельству современников, как это видно из сохранившихся актов того времени, насмешки и презрение, которыми наделяли униатов, особенно сильно развиты были в школах и имели решительное влияние на учеников; в документах того времени встречаются многочисленные примеры того, что мальчики-униаты, подвергаясь постоянным насмешкам со стороны учителей и сотоварищей, не были в состоянии вынести их и только спасались переходом в католичество. Ксендзы, желая тем же оружием действовать и на взрослых, не ограничивались порицанием унии на словах, в речах и проповедях; они старались представить наглядные доказательства зависимости униатской церкви, ее второстепенного положения и неблагородного значения; так, между прочим, установился повсеместно обычай, в силу которого ксендзы запрещали в униатских церквах звонить в колокола в день Св. Пасхи, в случае если она приходилась раньше католической и совпадала с последними неделями поста у католиков; если униатский священник не повиновался этому запрещению, то ему приходилось испытывать довольно крутые меры преследования со стороны ксендзов; так, например, один приходской священник в наказание за то, что приказал звонить во время всенощной на Св. Пасху, был арестован жившими в одном с ним местечке доминиканцами; вместо тюрьмы его посадили в склеп костельный и продержали там всю ночь среди гробов и покойников. Если при исполнении какого-нибудь церковного обряда сходились вместе католические и униатские священники, то первые держали себя гордо и неприступно по отношению ко вторым и старались избегать их общества; так, имеются сведения о том, что несколько униатских священников было приглашено для участия в погребальной процессии в кармелитский монастырь; после совершения обряда католическое духовенство было приглашено к обеду в монастырскую столовую, униатским же священникам монахи выслали закусить в конюшню.
Все указанные нами примеры преследования униатов католиками не составляют и сотой доли того, что было с ними на самом деле. Но если преследования, воздвигнутые панами и ксендзами против униатской церкви, которая признана была святою всем католическим миром и санкционирована самим папою, были так жестоки, то что же сказать о преследовании православной церкви, которая в глазах благочестивых католиков была хуже языческой? Если уния в XVIII в. в понятии католиков стала верою холопского, крестьянского сословия, недостойною высшего класса, то православие в это время в общественном мнении стало верою отверженною, самою низкою, достойною крайнего презрения: то была вера, по словам польского дворянства и польских ксендзов, не только холопов, как уния, но вера самых негодных холопов, не способных по своей дикости и закоснелости стать на несколько высшую ступень религиозного общественного разумения; то было не более и не менее, как жалкое исповедание самых презренных лиц человеческого рода, которым и за гробом нет спасения!