Лицей 2018. Второй выпуск

— А то кто снес бы ложное величье правителей невежество вельмож всеобщее притворство невозможность излить себя всеобщую любовь и призрачность заслуг в глазах ничтожеств — когда так просто сводит все концы удар кинжала! — подчеркнуто-стерто зачитал Олег, как бы подражая интонации Высоцкого (они так долго колдовали с этим кусочком на монтаже), но сбиваясь, скорее, на дыхание рэп-батлов.

И замер, понемногу торжествуя: он чувствовал, что попал. Можно было бы развить мысль — что настоящее собеседование было здесь и сейчас, а не когда галстук, но… Для этого надо было относиться ко всему слишком серьезно. И к увольнению с «Файла», и к обещанию уволить, которые старик раздавал пачками, как пинки зазевавшимся крепостным.

— Это был семьдесят восьмой год, — сказал старик. — Я тогда прилетел в командировку.

Значит, не фарцовщик.

— Вы даже дату запомнили…

— Ты лучше спроси, как я достал билет на Таганку.

Но Олег не стал спрашивать, он уже боролся с улыбкой победителя.

— Я подумаю, — заключил Баргамянц и сделал жест: вали.

Выпав на улицу, где снова начал накрапывать дождь и в ближайшей луже отражались огни барбершопа, Олег понял, что сегодня надо выпить. Деньги вернулись. Но это ладно. Сначала остановило, что сейчас не с кем, потом — вспомнил про антибиотики. Олег чуть не матюгнулся вслух, потому что меньше всего хотелось хмуро ехать сейчас на свою заброшенную окраину, толкаться в набитом метро, там лечь на тахту, как побитая собака, и принимать таблетки по часам.

Но, ступив в первую же глубокую лужу, Олег понял, что сейчас рухнет где-нибудь. Он забрел в какую-то жральню, настойчиво мигавшую всеми огнями, попросил чайник горячего чая с имбирем и чашку крепкого-крепкого кофе. Есть не хотелось уже неделю.

Надо было отдышаться — и домой, но он зачем-то тянул время, хоть и знал, что поздним вечером вслепую шлепать по дворам будет еще труднее.

Понятно, что он думал о Газозе, понятно, что дело было не только в том, что вот он разболелся, самому бы вернуться в нормальную жизнь. (А что он наобещал ей в том гаражном Освенциме?..) И даже не в том, что она пострашнела, деградировала, сдала. Ну, во-первых, ей и не позвонишь… И не заберешь. Вот — ключевое. Куда он ее заберет?.. Куда он с ней?..

Полыхали огни перед черным океаном дворов, полыхал имбирь.

В следующий раз он услышал о Газозе не слишком скоро. Многое заслонило ее выцветший образ — это не считая того, что он гнал от себя тягостные мысли о необходимости как-то помочь ей. Третий по счету рентген выявил нехорошее пятно в легком, и это нехорошо совпало с новым заказом — историей о том, как «Файл» разоблачал медицинское начальство Москвы. Генералов от онкологии. И их делишки с наркотическими обезболивающими. Врываясь со съемочной группой в кабинеты в обед, а утром цепенея в ослепительных больничных лабораториях (тягучая черная кровь еле капала, медсестра старалась и так и эдак, чтобы набрать образцов на добрый десяток пробирок), Олег переживал сумеречный период и раздвоение на кроткого пациента и репортера, крушащего все на своем пути. С одной стороны, проект давал массу потенциально полезных знакомств — если это реально рак, — телефонов, паролей-явок, проходок в кабинеты, облизанные онкологической молвой. С другой стороны, погромно собирая компромат, он явно портил отношения. С третьей — неповоротливая государственная медицина еще никак не сопоставила рутинного пациента с нахальным тележурналистом. Набор банальных псевдонимов, как всегда, работал на него. Пока. Пока не покатилось вспять. На работе про пятно Олег не рассказывал: не хотел, чтобы отлучили от хлебного проекта из-за «конфликта интересов», а то и просто могли ползком-ползком выпереть на улицу, чтобы не связываться потом с дорогостоящим больным… От всего этого голова шла кругом, и крови было отчего медленно капать: руки мерзли, мерзло все, на Москву обрушились ледяные осенние грязи и хляби, и на анализы рано утром Олег добирался не помня себя, то есть спал, нахохлившись, в свежевымытых вагонах метро.

Так что, когда ему начали вдруг названивать из приемной СС, он не то чтобы не отвечал «принципиально». Ему действительно было не до того. А вот сам СС истолковал так, что «принципиально».

— Не хотите со мной разговаривать? — как бы и шутливо, насколько это получалось, спрашивал он.

— Сергей Спартакович, вы вот, когда закрывали фильм, со мной поговорить почему-то не захотели.

— Олег, о чем вы?.. Я слышал, что вы заболели. Кто закрывал фильм? Когда?..

Препираться было неинтересно, но СС долго и тупо настаивал, чтобы Олег все-таки прибыл для очень важного и жутко срочного разговора. Олег отбивался вяло. Эти тени из прошлого не волновали его совсем, тем более что благородный Баргамянц нашел-таки возможность хоть скромно, но оплатить всю эту безрезультатную «охоту на „Гамлета“».

— Хорошо, я расскажу по телефону, — заявил СС так тяжело, как будто инертность Олега толкнула его на страшное.

— Что такое, вас прослушивает Госдеп?