Лицей 2018. Второй выпуск

— История с фанатскими группами, с сектой сторонников Коноевского в соцсетях получила трагическое продолжение, — торжественно зачитал СС — паузы Левитановы. — Два дня назад два активиста этих групп покончили с собой. Они прыгнули с крыши недостроенного дома в Балашихе, а перед этим оставили обращение, в котором говорят, что умрут за право великого художника творить без цензуры.

— Угу.

— Один из самоубийц — несовершеннолетний! — значительно прибавил СС.

— Угу. А второй? — рассеянно спросил Олег.

— Вторая. Это девушка. Ну ей-то, кажется, девятнадцать, я сейчас посмотрю. Но парню — семнадцать!

— Возраст согласия, — машинально отметил Олег.

Его отвлекал зов от стойки:

— Александр! Александр! — Продавщица держала в руках предназначенную ему кружку кофе и зычно кричала на весь «Старбакс».

Хотелось забрать, но разговор держал.

— Стоп. Кому девятнадцать?

— Девушке.

— Как ее зовут?!

— Подождите, подождите, сейчас, — удивленно отвечал СС, все-таки сбитый с пафосного настроя. — Вот вы бы лучше подъехали… Так… Потылицына Анна Сергеевна. Так я вас жду?

Когда они гуляли по ВДНХ, как раз пошел снег — чуть-чуть, почти незаметный в полете, но телевизорными помехами — на рисунке пальто. Аня скучала, Олег изводил ее нудными разговорами о ракете. Он, кажется, припомнил историю, как что-то с запуском такого вот «Востока» не сложилось, сломалось, не включилось и надо было отменять старт, то есть сливать топливо, приводить ракету в горизонтальное положение, поездом-ползком оттаскивать в ангары на ремонт. Но что-то там было такое, кажется стыковка. Другой корабль уже ждал в космосе. Такое, что нельзя было перенести. И героические люди Байконура вызвались чинить ракету прямо так, на высоте. Их поднял лифт. Много часов они что-то латали на ледяных казахских ветрах. Кто-то в итоге остался без пальцев, но ракета — полетела. Представляешь, какие были люди?

— А я сейчас останусь без придатков, — ответила она тогда, и они пошли искать в вымершей, вымороженной ВДНХ хоть какое-нибудь кафе. Когда же вышли из кафе, снег повалил густой, но стало теплее.

— Зачем тебе придатки, ты же не хочешь детей?

Назавтра Олег уже работал и на проекте, и на церемонии прощания в Митинском крематории. Накануне он поставил на уши весь «Файл» и дошел чуть не до самого Баргамянца. Он гремел, что в деле Коноевского — сногсшибательный поворот, что это сенсация и готовый приговор скандальному режиссеру. Что цветочки с очернением родины в «Гамлете» кончились, и даже махинации с грантами «Олимпийского театра», на которые им всё намекали-намекали, но так ничего конкретного и не дали, — это и дальше будут цветочки. Что СС, Кремль, кто угодно — все снова в деле. Боги жаждут. Снова. Олег гремел, гремел, гремел, легкое отзывалось, как пустое ведро. Испугавшись, видимо, такого исступления журналиста, который целый месяц тихо сидел в поликлиниках, Олегу дали все, что он хотел: машину, камеру, Валеру, не Валеру.

— В такую погоду только на похороны, — сказал Хижняков с таким видом, будто всё, пипец, расходимся. Неожиданно бурный снег залеплял лобовое стекло. Все превращалось в кашу, еще не долетев до земли. Поток машин еле двигался. Дворники мерно — вжих-вжих. Олег машинально трогал лимфоузел под шарфом и думал. Он никогда не был в крематории. Ему предстояло войти в инопланетно оформленный зал. Олег уже погуглил, как этот зал выглядит.

На самом деле все оказалось обыденным: грязно-белые стены сливались с окружающей хлябью, а никакой устрашающей трубы Олег и вовсе не разглядел. Вся площадка перед зданием была уставлена такими же микроавтобусами, как у них, только с другими логотипами. Когда вышли из машины и шагали мимо, Олег еще удивился, что в катафалках без присмотра стоят гробы: двери распахнуты, провожающие неизвестно где, а водилы курят кучей в сторонке, громко и бодро переговариваясь. Хотя… что в этом удивительного? Какой уже «присмотр»?

На их компанию глянули настороженно, почти сразу явился вальяжный охранник, которому пришлось долго объяснять и показывать копию факса из ГУП «Ритуал» — господи, кто-то еще пользуется факсом! Накануне Роксана весь вечер добывала разрешение на съемку, пустив в ход все свое обаяние и капельку больше.

Во внушительном фойе им предстояло быть долго. Олег специально приехал заранее, чтобы, с одной стороны, уладить всё, а с другой — не спугнуть. Показать бумажки и надолго забиться куда-нибудь в засаду. Его, совсем было растерявшего энергию жизни, вело сейчас желание ответить — неясно кому.

Беломраморные стены, черный декор: пуфики и диваны, обитые черным кожзамом, уже подранные, — такой шик середины восьмидесятых. ВАЗ-2107 от ритуальной архитектуры. Что было по-настоящему жутко, так это даже не странные чугунные абстракции на тему траура (условные круглые венки по углам в специальных нишах), а то, что вместо дверей сюда вели здоровые кованые ворота. Что должно было означать, видимо, торжественность пути.