Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

«Когда вы сказали мне, что это опухоль, – вспоминал Артур, – для меня на тот момент это особо ничего не значило. Она все еще не причиняла мне боли, и я по-прежнему воспринимал себя относительно молодым человеком, которому все по плечу. Я и подумать не мог, насколько все может быть страшно».

Когда он пришел ко мне накануне операции по удалению опухоли, я почувствовал, что теперь он полностью осознал, что это может для него означать. Я сел рядом с ним, а не напротив за свой стол, в надежде, что так он почувствует, что мы с ним в этом деле партнеры, а не просто пациент и хирург, который навязывает ему свои правила. Он явно переживал по поводу результатов своего лечения – как и в любой хирургической процедуре, здесь был определенный элемент риска, – и я накрыл своей ладонью его ладонь и сказал: «Я не могу гарантировать, что все закончится хорошо, Артур, хотя, очевидно, надеюсь и жду, что именно так все и будет. Однако могу пообещать, что буду с вами рядом на всех этапах пути».

Та первая встреча с бригадой врачей была шесть недель назад. Артур пришел в больницу в три часа дня в воскресенье, чтобы следующим утром лечь на операцию. «Мне просто не хотелось никуда идти, – позже признался он мне. – Я был вместе с Анджелой с шестнадцати лет, и теперь мне сорок один год, и я был очень напуган возможными последствиями. В тот день я также встретился со своей мамой. Мы только потеряли отца из-за рака в этом году, поэтому эмоции зашкаливали».

Как бы то ни было, Анджела отвезла его в больницу, а затем отправилась домой, чтобы присматривать за их двумя сыновьями, пообещав, что вернется к семи утра, к началу операции. Она вернулась, как и обещала, ровно в семь. Артуру провели премедикацию[84], «однако она меня толком не расслабила, – сказал он, – потому что я стал совсем размазней и совершенно не хотел расставаться с Анджелой. Она пошла со мной, когда меня забрали в операционную, и я помню, как она мне сказала, чтобы я лег и расслабился, однако я все повторял, как люблю ее. Я продолжал говорить ей это, даже когда отключился из-за наркоза!»

Посмотрев на него, лежащего под наркозом на столе, Анджела разразилась слезами, поэтому я вышел из операционной вместе с ней, попытался ее успокоить и пообещал, что мы за ним присмотрим.

Операция прошла очень успешно, и когда Артур пришел в себя в отделении интенсивной терапии, Анджела уже сидела у его кровати. Он не мог говорить из-за трахеостомической трубки в горле, однако его улыбка говорила сама за себя. Поначалу все складывалось хорошо, и его успешно перевели из отделения интенсивной терапии в послеоперационную палату, однако вскоре Артур, все еще с установленной трубкой, стал испытывать проблемы с дыханием. «Я просто не мог дышать, – позже рассказал он мне. – Мне удалось привлечь внимание медсестры, но я не мог говорить и не мог объяснить ей, что не так, и просто показывал на свое горло. Помню, как мой пульс подскочил до сотни, ощущения были просто ужасные».

Медикам в послеоперационной палате удалось его успокоить и стабилизировать дыхание, однако, хоть физически он постепенно и шел на поправку, его психологическое состояние ухудшалось. «Следующие пару дней все просто катилось по наклонной, – рассказал он. – Я рассудительный парень, работяга, я трезво смотрю на вещи, но я и правда думал, что умираю. Чем хуже себя чувствовал – и я не знаю, то ли это действительно были последствия операции, то ли сам себе накручивал, – тем хуже мне становилось. Я был убежден, что умираю, и мне казалось, что все люди вокруг, которые любят меня и переживают обо мне, тоже это прекрасно понимают, просто молчат».

«На почве всего этого однажды, когда я спал, а мой разум, судя по всему, бодрствовал, я почувствовал, что лечу по какому-то темному тоннелю, в конце которого был яркий белый свет, как от большого светодиода. Только я до него добрался, как свет выключили – думаю, в этот момент я открыл глаза, – и я находился в своей палате посреди ночи, вокруг было тихо, как в гробу, и я подумал, что умер».

После этого Артур попытался выбраться из кровати и стал вытаскивать из себя все трубки, так что аппаратура начала сходить с ума. Персонал зафиксировал его в кровати, вызвал меня, и Артур потом отчетливо помнил, как я «делал параллельно несколько дел: снимал свой пиджак, проверял показания приборов, разговаривал с персоналом и пытался [его] успокоить – и все это одновременно!»