Любитель шампанского (сборник)

Зани заметил посетителя, севшего за столик в тускло освещенном углу, и нахмурился. Ему не хотелось видеть его в своем клубе. Он слышал, что у Корридона нет денег, и опасался, что тот попросит в долг. Для себя Зани уже решил, что отказать ему было бы неумно. На Корридона неприятно действуют подобные отказы. Сам щедрый, он одалживал деньги любому, кто просил, не беспокоясь о возврате, и рассчитывал на подобное отношение к себе. Он никогда не обращался с такой просьбой к Зани, но владелец клуба знал, что рано или поздно это случится, а. он с большим неудовольствием расставался со своими деньгами.

Корридон сдвинул шляпу на затылок и огляделся. Около тридцати мужчин и женщин сидели за столиками или на высоких стульях у стойки бара, стояли в проходах... Все пили, курили и разговаривали.

Как только он сел, на него перестали обращать внимание, и Корридон усмехнулся, вспомнив вечера, когда его окружали толпой, спешили угостить, пытались развлечь и заручиться его расположением как знаком собственной важности.

Корридон не страдал манией величия. Но равнодушие красноречиво предупреждало: пора искать новую территорию, знакомиться с новыми людьми, заново создавать репутацию... Где выбрать место? Он задумчиво потер массивную челюсть. В Хаммерсмите?[17] Корридон скорчил гримасу: на порядок ниже! Можно попробовать Бирмингем или Манчестер. Но там достаточно своих мошенников... Надо постараться, надо найти место, где он будет счастлив. В сыром и мрачном Манчестере ему никогда не быть счастливым.

Тогда Париж.

Корридон закурил сигарету и подозвал официанта.

Да, Париж. Он уже шесть лет там не был. После Лондона больше всех столиц мира он любил Париж. Но сперва необходимо раздобыть денег. Ехать в Париж с пустыми карманами... Фи! Нужна поддержка в течение нескольких недель, пока он не подцепит кого-нибудь на крючок. Да и жить лучше на широкую ногу — чем солиднее впечатление, тем больше клиентов. Для начала понадобится по меньшей мере две тысячи фунтов.

Перед ним остановился официант.

— Большую порцию виски с содовой,— приказал Корридон и, заметив, что к нему направляется Милли Льюис, добавил: — Принесите две.

Милли было двадцать шесть лет. Голубые глаза этой крупной и красивой блондинки поражали своей пустотой, широкий рот был искривлен в вечной улыбке. Оставшись без мужа, без средств, с маленькой дочерью на руках, она пошла на панель. Корридон знал Милли уже два года. Он одобрял ее привязанность к дочери, оправдывал профессию и охотно одалживал деньги, когда МилЛи попадала в трудное положение.

— Привет, Мартин,— бросила она, остановившись у столика.— Ты занят?

Он посмотрел на нее и покачал головой.

— Сейчас принесут выпивку и для тебя. Присядешь?

Милли оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что ее заметили.

— Ты не возражаешь, дорогой?

— Не называй меня так,— раздраженно ответил Корридон.— И садись. Почему я должен возражать?

Она села, сунув зонт и сумку под стул. Серый фланелевый костюм прекрасно подчеркивал ее статную фигуру. Корридон отметил, что она выглядит достаточно привлекательно и вполне еще может крутиться возле «Риды».

— Как дела, Милли?

Она повернула к нему свое личико и засмеялась.

— Неплохо. В самом деле неплохо. Хотя и не то, что прежде. Скучаю, знаешь, по американцам.

Официант принес бокалы, и Корридон тут же расплатился. Милли, которая все замечала, подняла глаза.

— А ты как, Мартин?

Он пожал плечами.

— Так себе... Что Сузи?

Лицо проститутки осветилось.

— О, прекрасно!.. Я была у нее в воскресенье. Она уже начала разговаривать.

Корридон усмехнулся.

— Ну, раз начала, теперь ее не остановить. Передай ей привет.— Он сунул руку в карман, отделил одну банкноту и, вытащив из кармана, протянул Милли.— Купи ей что-нибудь. Дети любят подарки.

— Но, Мартин, я слышала...

— Никогда не верь слухам.— Корридон нахмурился, его серые глаза потемнели.— Делай, что тебе говорят, и помалкивай.

— Хорошо, дорогой.

Макс, невысокий мужчина в красно-белой клетчатой рубашке и мешковатых фланелевых брюках, начал играть в дальнем углу на пианино. Макс работал в клубе с момента его открытия. Говорили, что у него туберкулез, рак... Он не признавал и не отрицал этого. И во время войны он сидел в клубе и играл на пианино. И так каждую ночь.

Милли начала подпевать, постукивая в такт каблучками.

— Здорово, правда? — спросила она.— Как бы я хотела уметь что-нибудь стоящее... Ну, например, играть, как он.

Корридон усмехнулся.

— Не прибедняйся, Милли. Макс был бы счастлив зарабатывать столько, сколько ты.

Она скорчила гримасу.

— Я хочу тебе кое-что показать, Мартин. Только держи так, чтобы никто не видел.— Она вытащила из-под стола свою сумочку, открыла ее, достала какой-то маленький предмет и сунула ему в руку. Ты не знаешь, что это?

Корридон осторожно разжал пальцы и увидел светлый камушек, по форме напоминающий кольцо с плоским верхом. Он хмуро повертел его в руке, потом поднял голову и бросил на Милли проницательный взгляд.

— Где ты это взяла?

— Нашла.

— Где?

— В чем дело, Мартин? Не будь таким таинственным.