Любовь эпохи ковида

Проснулся во тьме (плотные у них шторы) от чуть слышного бряканья. До чего аккуратно… словно кто-то посуду крадет… Понял. Надо встать. И хотя бы с ним постоять – «тупо», как говорит Игорек – но отдавая ДОЛЖНОЕ важности момента: на опасное дело идет. Кандидат наук надеется урвать клиентов у местной мафии! Игорек жаворонком всегда был, вставал рано. Но не в такую рань! И главное – не с такой целью. Скрипнула дверь – но он не обернулся. Элегантно обставлял завтрак. Последнее, что осталось от красивой жизни? Я стоял на кухне, раскачиваясь в полусне, исполнял свой моральный долг – но случайно икнул. Бешеный взгляд!

– Тебе что-то нужно? – холодный вопрос.

– Ну как ты? – заинтересованно, как мне кажется, спросил я.

– Нормально. Ты мне мешаешь.

Он как раз нес раскаленную кастрюльку с кашей. Обжег мне голый локоть… осталось пятно навсегда: багровый след от того «сосуда гнева» – кастрюльки.

Но я не дрогнул. Стою. Терплю. Люблю. Но он не прочувствовал. Его ярость сжигала все. Как кастрюлька. Каша пригорела – и гнев свой он направил на меня. Стоит, мешает… И не знает – зачем? Чем-то поможет? Да никогда! Вот такой, я чувствую, мой портрет. Чуть розово над зданиями. Обычно мы по утрам спускались вместе, весело шли на службу (его). Но тогда – всегда было лето. А сейчас почему-то всегда зима!

Он ушел в спальню. И вышел оттуда другой, чем был. Одетый «некрасиво, но тепло» – так мы тоже шутили. И – дошутились. Теперь эти шутки – про нас. Куда девался щеголь? Ушел… в теплое летнее утро. А теперь вот так.

Защелкал массивными запорами на двери. Так и уйдет, ничего не сказав? Вдруг – замедлился.

– Ты читал рецензию на себя?

– Какую? – я деланно оживился – вряд ли что-то хорошее.

– «Боец не заметил потери отряда»!

– Нет… не читал.

Задумавшись о чем-то, утвердительно кивнул, прикусив губу.

– Обязательно прочти!

Щелкнул еще один запор. Все?.. Не ушел.

– Ты уезжаешь сегодня?

– Н-нет. Хотел побыть. А что?

– Сегодня Юра приезжает. На облучение. Вечером собирался зайти.

Горе. У нашего могучего командора – рак! Борется… как бык. Используя свои могучие связи, находит лучшие клиники. Не сдается!

– Сегодня? Мммм! Не могу! Важное мероприятие.

Для него и приехал. Нужные люди! А там, видимо, образуется и ночевка.

– С тобой все ясно!

И щелкнул запор. Последний? Так и простимся?

Но он вдруг обернулся ко мне, на лице – бледная улыбка.

– Ты взвешен на весах и найден легковесным! – отчеканил он.

И тяжелая дверь, впуская холод, медленно открылась. А потом закрылась. Стальная! Он – там, я – тут. Не сразу, что удивительно, но пришлось наблюдать, как защелкиваются с моей стороны запоры, словно сами по себе. Потом – ы-ы-ы – взвыл лифт.

Теплым островом тогда стал дом сестры моей Оли. Не в центре, увы! Но на «фешенебельном Юго-Западе», как говорил Игорек, когда мы туда ехали. Поднимались от метро вверх. «Кооператив Большого театра!» – показывал Игорек на длинный голубой дом, причем так надменно, словно там жил. Как уже было отмечено – чужая роскошь восхищала его не меньше, чем своя. Был добр. Периоды его жизни – это страстные его увлечения разными персонажами. В Питере это был Виктор, нищий гений, которого он обязательно навещал в дни приезда, чаще – со мной. Но хорошо, что это случалось редко – а то бы спились.

Потом было восхищение Серегой из ЦК. К моей радости (но радости нехорошей) он однажды отчеканил по телефону и ему: «Ты найден легковесным!» Значит – не я один. Хотя с Серегой после того они бурно встречались у Ивановых, когда Серега спускался на этаж, – теперь уже как идейные враги. Но выпивали не меньше… «Увы! – разводил Игорек руками. – За столь роскошным столом… можно посидеть и с неприятелем!» Одна из наших заповедей: «Идеи не близки, но роскошь нравится». Почему бы и нет? «Как полемист он силен!» – признавал Игорь. Хотя теперь он был страстно влюблен (не подумайте плохого!) в Геннадия, мужа моей сестры Оли.

На подходе к их дому я, для приличия, спрашивал: «Может, надо что-то купить?» И это вызывало взрыв эмоций у Игорька – гнев с восхищением. Гнев был направлен на меня. «Ну что ты несешь? – Он мучительно морщился (одна из его любимых гримас). – Ты не знаешь? У Геннадия есть все! Любые виски, джин, коньяк! Водка? – устало произносил он. – Водка «Чайковский» тебя устроит?» «Вполне». Игорек запрещал даже думать о покупке бутылок. Запрещал даже себе!

Его кумиром был теперь Геннадий, с его роскошным столом – и соответствующими заработками! Одобрял! Чужая роскошь, повторяю, восхищала его даже больше своей.

Судьбы их… ассиметрично похожи. Отдел КБ. Но Игорек его высокомерно покинул, а Геннадий… терпеливо выхолил (это не опечатка) лабораторию пневматики Института станкостроения, где остались в трудный момент лишь самые верные люди… и победили! И теперь даже у восстановленной церкви Христа Спасителя (считавшейся самой главной в Москве) двери открывались пневматикой Гены.

Впрочем, и он покорно признавал главенство Игорька в клане. На юбилее Игоря он сказал: