Любовь эпохи ковида

– Как мы все живем? По указаниям нашего сегодняшнего именинника! Иногда хотим с Ольгой что-то сделать, или купить… Потом подумаем и понимаем: «Игорь Иваныч, не одобрит!» И приходится отказываться! – Геннадий беспомощно развел руками.

И за столом – даже у Ивановых – царил Игорек! Иногда, правда, «шапка Мономаха» съезжала набок – Наталья Васильевна серчала. И Игорек тогда, наказанный и скорбный, шел по тротуару один, с печальной гримасой, и почему-то именно тогда было особенно заметно, что длинные руки его, болтающиеся сейчас бессильно, растут чуть ли не из ушей. «Человек без шеи», – так когда-то мы его называли и бешено хохотали. Но сейчас все молчали… с настроениями не радужными.

Но Игорек взлетел. Иного Наташенька бы и не потерпела! И «подперла» тут, безусловно, дружба с Ивановыми, увлекшимися вдруг международными круизами, где ужины происходили исключительно во фраках. Как же без Игорька? И фото их со всех модных курортов – за стеклами шкафов!

Как уж крутился Игорек? Из «улик» я помню лишь шикарный электрочайник, слямзенный им из собственного павильона Международного авиасалона. Остальное… не специалист! Но курорты их ждали. Остров Капри…

Игорь Иваныч вернулся в КБ, куда его приняли с трудом и поначалу – без тепла. Дезертиров не любим! Но какой же он дезертир? Он – душа. И все опять закрутилось вокруг него. «Опять генеральный допрашивал допоздна!» – устало вздыхал он, источая легкий запах коньяка. Написал даже докторскую. Правда, не себе, а ему. Но все же прекрасно понимали, кто тут велик.

Лучезарность его иногда иссякала. Ходил он по-прежнему пешком и той же дорогой, по которой когда-то «летали» мы легкими ангелами. Но теперь-то зачем пешком?

На сны не жалуюсь! Но самый печальный сон, полный самобичевания, – зачем я снова учусь в школе, второй раз? Ведь я же закончил ее блистательно, с золотой медалью (это, кстати, мой самый большой успех!). Но зачем я вернулся? Второй раз что-то идет не так, как-то неловко в этот раз складывается. Косятся, шепчутся за спиной. Так зачем же я во второй раз? Первый же был так хорош! И в отчаянии просыпаюсь… Я не в школе! Счастливый вздох.

Но Игорьку «просыпаться» некуда. Он опять же в тех стенах… но прежней победной легкости нет! Так зачем!? И снова – с первого класса!

Так я объясняю вспышки отчаяния, происходившие с ним. Однажды ранним сизым зимним утром – звонок. Я уже жил тогда на Невском. Кто бы это – в столь ранний час? Тогда еще не было домофонов… Игорек! Стоял дрожащий в курточке. И бледный, небритый… как не в лучшие годы!

– Заходи!

– Я бросил все!

– Что – все?

– Все. Буду жить в Петербурге.

– Где? Раздевайся…

– Поехали к Виктору!

– Зачем?

– Буду мыть кисти… настоящему гению!

«Да не настоящий он! – хотелось мне крикнуть. – Гениально притворяется. Да и мне, кстати, хватает проблем!»

Лучше бы… мыл кисти себе. Что у него с руками? Или – Юрку (как это ни цинично звучит). У него их много.

Не озвучил. Поехали к Виктору, в его мастерскую над Карповкой. Зябко. И у него, как всегда, непризнанных гениев тьма!

Но – не мой пир. Я – не непризнанный, и – не гений. Лишь ради Игорька. Досидел до звонка (последнего трамвая) и встал.

– Уходим.

– Нет!

Глаза горят. Ну зачем ему эти поиски абсолюта, которого нет? Надо жить… как ты сам умеешь!

– Ну ладно. Жду на утренний чай.

Отвел только Виктора на минутку – дал ему указания по безопасности… и что-то еще. Виктор, кстати сказать, человек абсолютно четкий! Потому и держится.

– Усек!

Эти «непризнанные гении» неплохо живут!.. Отказавшись от проблем, которые мы тащим.

И еще раньше, чем накануне, – звонок. Брательник! Еще более измученный, чем накануне.

Тараща глаза:

– Он дьявол! Он дьявол! Кошмар!

И – нотки восхищения слышны.

– А ты будто не знал. Ты ж к этому и стремишься. Так что же помешало… мытью кистей?

Пауза.

– Он дьявол.

– И в чем это выразилось?

– Просыпаюсь… я сидя спал.

– Ну, естественно.

– И он мешает что-то в огромной кастрюле… вонюче булькающее. «Что это?» – спрашиваю. А он хохочет: «Белена! Отведаешь?» – и протягивает полный половник этой гадости.

– И ты испугался?

– Честно говоря – да! – произнес Игорек абсолютно трезво.

И он вернулся, и продолжил свой путь!

А белену, если честно, я Виктору дал… и это вовсе не белена.

Но продолжать свой путь в семьдесят не так-то легко. И Игорек – поскользнулся. И – косточку сломал на ступне. Потом – гипс, и – тромб в самое сердце!

Как Юра расстроился, уже сам умирая, от смерти Игорька!

Помню, как Юра, уже совсем больной, шел со стонами с моего юбилея – от «Бродячей собаки» до дома. Стонал, текли слезы.

– Может, такси?

– Не надо. Я должен ходить!

ПРАВИЛА ПРОЕЗДА

И вот теперь я так же тяжело иду по Москве. Уже – один. Но по бокам – они. И спрашивают молча: «Третьим будешь?»

Путь, который прежде мы пролетали за двадцать минут, растянулся в этот раз на семьдесят лет: от первого моего приезда в Москву – и до сюда. Мочи, честно говоря, нет! Присесть, что ли, на этот поребрик… в Москве его как-то иначе зовут?