Любовь горца

Он кивнул Джани и повел детей к замку. Одновременно заметил, что его брат Гэвин направился в сторону столов, куда сбежала Филомена, чтобы присоединиться к респектабельному обществу миссис Грейди.

«Все средства хороши в любви и на войне», – вспомнил он дразнящие слова брата. В нем зашевелился знакомый демон, а вместе с ним – темное знание. Сегодня ночью он начнет самую важную свою битву. За сердце Филомены Локхарт.

Глава 17

После того как женщины-матриархи унесли факелы к своим очагам, Филомена решила, что празднование завершилось. Но она ошибалась.

Она ошибалась во многом, разве не так? Предполагалось, что замок Рейвенкрофт станет тихим убежищем, а вовсе не местом пробуждения ее чувственности. Она думала, что лэрд – пожилой отставной офицер, а не мужественная гора мускулов, ходячий соблазн и совращение. К тому же в ее заново наполненном стакане должен находиться сидр, но она подозревала, что ей налили что угодно, только не сидр.

Горящие факелы проложили путь в ночи, а затем их поместили в заранее намеченных точках. После этого все взрослые мужчины и женщины Уэстер-Росс вышли из своих палаток, домов и усадеб и собрались там, где на западном холме поместья Рейвенкрофт был сооружен целый город из парусиновых шатров.

– Детей уложили в постель, чтобы они не видели того, что теперь будет. Настоящий праздник только начинается! – так говорил Гэвин Сент-Джеймс, граф Торн, который нагнал ее и пошел с ней рядом легкими шагами, в то время как Филомена решила рассмотреть происходящее. – Вы понимаете, что здесь происходит, англичанка?

Он отодвигал рукой ленты, флаги и другие разноцветные украшения, которые развевались на сооружениях, напоминающих цыганские шатры. Они располагались кругом в пять или больше рядов. В самом центре большой окружности горел еще один костер. Он был не так велик, как те, что догорали около замка Рейвенкрофт, но вокруг него располагались факелы, придающие ночному празднеству более интимную атмосферу.

– Что они делают? – спросила Филомена. – И что теперь будет?

Веселая мелодия, исполняемая на скрипке и флейте, достигла ее слуха, ей аккомпанировали барабаны. Мелодия веселила сердце, и ноги Филомены так и просились в пляс.

Гэвин взял со стола, которым заведовала миссис Грейди, маску и нацепил ее поверх своего красивого лица, сопровождая это улыбкой. Его голос приобрел интонации древнего песнопевца:

– До принятия христианства мы, шотландцы, делили год на две половины: светлую и темную. Светлая принадлежала живым. Темная половина принадлежала мертвым и обитателям подземного мира.

– Вот как?

Филомена оглянулась. Вокруг люди в черных плащах с раскрашенными лицами надевали маски. Красивые платья, вполне подходящие для лондонского бала, и простые домотканые одежды в равной степени становились экзотическими нарядами благодаря шарфам на бедрах и необычным драгоценным украшениям.

– Дайте угадаю, – сказала Филомена. – Самайн отмечает наступление темной половины года.

Странные дудки и барабаны начали исполнять таинственный ритмический танец без начала и конца. Эль, скотч и другие спиртные напитки полились рекой, что придавало празднику оттенок безрассудности и лихорадки, как перед концом света. Некоторые женщины сняли с себя корсеты и танцевали вокруг огня в одних рубашках, сползающих с плеч и едва прикрывающих грудь. И никто не казался оскорбленным таким зрелищем. Филомена решила тоже не оскорбляться. Одинаковые черные маски были на лицах всех присутствующих, что делало их неузнаваемыми, поэтому можно было позволить себе любое, даже неприличное поведение.

– Умница, барышня! – промурлыкал Гэвин.

Волшебным образом в его руках оказалось два стакана с сидром, и он заменил почти пустой стакан в руках Филомены на свеженалитый.

– Самайн дословно значит «конец лета». Завтра, первого ноября, будет наш традиционный Новый год. Мы, живущие в Хайленде, одновременно опасаемся и уважаем границы и переходы между ними. Мосты, границы владений кланов, перекрестки дорог и пороги домов – это все наши священные места. Здесь появляются обитатели подземного мира. Точно так же самым мистическим и опасным временем для нас являются сумерки, рассвет, Самайн и Белтейн, переломные моменты года.

Филомена приняла из его рук маску и стала перебирать ленты.

– Вы празднуете в это время, потому что боитесь их? – спросила она.

– Именно так. – Он усмехнулся. Благодаря черной маске над чувственными губами эффект получился устрашающий. – С наступлением полночи мы превращаемся в то, чего мы боимся. Мы пьем, пляшем и предаемся разгулу, как будто завтра не наступит. Так мы привлекаем духов, демонов, фей и ведьм праздновать вместе с нами в надежде, что они не обратят на нас свое волшебство в тот период, когда они становятся самыми сильными. Это время междуцарствия.