– И что ты мне сделаешь, Пустельков? Ударишь?
– Я не бью девчонок, – ответил я, – я пойду и расскажу, что это ты подговорила Бочкина. Что ты его заставила. И что он не виноват, что ты оказалась такая… такая… такая мерзкая!
– А ты-то сам, – усмехнулась она, – прямо лучший друг, куда-а-а там! На его место сели! Он обиделся! Хороший друг, ничего не скажешь. Его компот взяли, ай-яй-яй!
– Ты права, Долгорукая, – ответил я, – друг из меня вышел и правда не очень. Но я не делал Митьке плохого.
– Да-да, – откликнулась она, – просто бросил, и все.
И тут я вспомнил, что делал. Делал я Митьке плохое. В отместку, со зла. От этой мысли мне захотелось плакать. Я почувствовал, как глаза стали предательски мокрыми. Я сжал кулаки и начал считать про себя до десяти – чтобы успокоиться. Не помогало. Я считал и считал, а Митька все молчал и молчал, а снег все летел и летел, и скоро за окном стояла белоснежная непроницаемая снежная стена, и в комнате стало темно от нее. И внутри меня стало темно, и на семидесяти трех я не выдержал и выбежал из Митькиной квартиры, оставив его наедине с Ленкой. Я выбежал на улицу, в снежную пелену и бросился прочь.
Я сбежал.
– Ну вот, – вдруг сказал парень с телефоном, – разрядился. Ты долго рассказываешь, прямо лонгрид.
Остальные зашикали. Мужчина с коляской задумчиво смотрел на свою девочку, укрытую розовым одеялом. Она крепко спала. Женщина с собакой качала головой. Старушка погладила меня по плечу и сказала:
– Ситуация была сложная. Не кори себя сверх меры. Любой на твоем месте мог поступить как угодно, в том числе и сбежать. Иногда нужно взять паузу.
Я промолчал. Да, взять паузу – это звучит красиво, даже благородно, по-книжному. На деле-то я просто убежал, потому что не знал, что со всем этим делать.
– Что было после? – спросил мужчина в костюме. – Что-то же было, верно? Прошло много времени, ситуация должна была разрешиться.
До ноября
Конечно. Я добежал до дома и… хотелось бы сказать, что к тому моменту я принял какое-нибудь важное решение, но нет.
Дома было так спокойно, так тепло и мирно, на кухне мама громыхала посудой, болтал телевизор. Все, как всегда. Я лег на кровать и накрылся с головой одеялом. Хотелось спрятаться. Я вроде и убежал, но голова моя осталась там, в Митькиной квартире.
«Да нет, – сказал я сам себе, – ни к какому Уральскому хребту он не пойдет, что за бред. Не такой Бочкин дурак, чтобы всерьез поверить в бредовый план Долгорукой. Надо что-то предпринять, но что?»
Какая-то мысль мелькнула. На мгновение. Я ухватился за ее кончик и потянул что есть силы.
Откуда она взялась вообще?!
В комнату заглянула мама. Увидев ме-ня под одеялом, она испугалась.
– Ты в порядке? – спросила она почему-то шепотом.
– Да, – ответил я. – Мам?
– Что, сынок?
– А если человек пришел в школу не первого сентября, а, предположим, в ноябре, это о чем говорит? Ну, в смысле, почему человек мог прийти не тогда, когда нужно, а позже?
– Я поняла, – ответила мама, присаживаясь на край кровати, – а кто пришел не тогда, когда нужно? У вас кто-то новенький, да? С ним какие-то проблемы? Что случилось?
Как это взрослым удается? Сразу понять главное?
– Да нет, – ответил я, – просто интересно. Ведь это странно, что человек где-то был до ноября, а потом раз – и появился, да?
– Ну… он мог переехать, например, – сказала мама, – или его могли перевести из другой школы в вашу. Это какой-то новый мальчик? У тебя с ним нелады?
– А почему кого-то могут перевести? – не ответил я, думая о своем.
– Всякое может быть. Может, не ужился в прежней школе, а может, натворил дел, и школа избавилась. Он хулиган?! – вдруг воскликнула мама. – К вам перевели хулигана из другой школы? Ну вот, отлично! Я так и знала, что что-то не так. На тебе уже неделю лица нет! Хочешь, я позвоню вашей классной? Или директору? Это же безобразие, если в нормальный класс…
Но я перебил ее.
– Не надо никуда звонить, – сказал я, – ничего такого у нас не произошло. И это не хулиган, а просто девчонка, новенькая. Мне просто интересно, почему она пришла к нам в ноябре, а спросить, сама понимаешь, я как-то не могу. Вроде как лезу не в свои дела.
Мама успокоилась, разулыбалась, даже зарумянилась.
– Ааа! – сказала она весело. – Новенькая девочка! Это интересно. Симпатичная?
– Ага, – ответил я. А что еще я мог сказать? Что она не просто симпатичная, а – что уж там – красивая? Что она, может быть, самая красивая во всей параллели, а может, и во всей школе? Что у нее длинные волосы и огромные глаза? Что она втерлась в доверие к моему лучшему другу и он совершил преступление? Ничего этого я не мог сказать маме. Поэтому я просто сказал безопасное «ага».
Мама побежала на кухню, а я сел к компу и открыл карту района. Я знал, что Ленка живет где-то не очень далеко от нашей школы, ведь Митька ежедневно провожал ее и вряд ли это было на другом конце города. На карте я нашел еще две школы, кроме нашей. Я выписал их адреса на обрывок тетрадного листа, сложил его и спрятал в карман. Я знал, что нужно сделать. Хотя бы попробовать.
Я выясню, откуда взялась Ленка. И почему сейчас, а не в сентябре.