Любовь и головы. Пособие для начинающих

Бабушки – такая часть жизни, они уходят. Впрочем, одна бабушка у меня еще есть. И только в этом году в свои 85 лет она вышла на пенсию и перестала преподавать в медицинском университете. Работа всю жизнь на совесть – вот кредо того поколения. Они умеют, они могут. Бабуля до сих пор не оставляет свои дачные плантации, любит ходить на концерты и выставки и активно интересуется жизнью вообще. Вот недавно спросила, не блогер ли я, часом, и почем нынче блогерская совесть.

Признаюсь, я нечасто звоню бабуле, а она боится отвлечь меня «от страшно важных дел», и потому, когда скучает, пишет е-мейлы, всегда подробные. Бабушка освоила компьютер, кстати. И когда я стану бабушкой, я хотела бы, чтобы во мне было столько же жизни и радости, сколько в ней. А еще я нашла одно старое эссе, думаю, тут оно будет к месту. Оно про другую бабушку. Цените их, они хрупкие:

«Бабушки – хранители нашего детства. С ними начинается добро, им доверяешь все то, что стараешься скрыть от родителей, им рассказываешь про первую любовь, им жалуешься в пубертате на несовершенство мира. Бабушки все понимают и любят безусловно. Потом приходит время отдавать детский долг: помочь одеться, встать, есть. Прямо как они это делали с нами мелкими. И потом бабушки уходят. Вместе с остатками детства. Когда они уходят, сразу вспоминаешь все, что они тебе дали.

Моя бабушка была второй женой дедушки, и познакомились мы, когда мне был уже год. С тех пор 26 лет она была очень хорошим товарищем и прекрасным авантюрным заговорщиком. С ней мы тайком распивали на дачной кухне джин-тоник (мне было 11 лет), она отпускала меня на вечерние дачные дискотеки, куда родители запрещали ходить, с ней мы пели (пою я крайне бездарно). И именно бабушка, профессиональный переводчик, заставила меня выучить немецкий язык. Со слезами и соплями несколько раз в неделю я несла себя к бабушке ломать зубы об немецкие глаголы и сложные синтаксические конструкции. Немецкий я выучила, теперь его уже не изжить. А с языком открылся новый мир и вся нежно любимая мной Европа со стажировками, берлинским университетом и чудесными месяцами в Германии. Если бы она не настояла на своем тогда много лет назад, ничего этого не было бы.

И любовь. Бабушка любила деда безусловно, всегда говорила, что встретила его очень поздно, но он был ее настоящей и единственной любовью. Для него она оставила Москву, взрослого сына и карьеру и переехала в совсем чужой для нее город. И здесь она и останется навсегда. После его смерти она стала медленно угасать. Даже совсем старенькая и слабая, перед сном она желала спокойной ночи его портрету. Она всегда говорила мне, что не надо переживать, и лучше встретить любовь поздно, чем не встретить ее вовсе.

У бабушки были свои странности, иногда способные довести всю семью до белого каления. Но мы же знаем, что желание запастись продуктами на вечность – отголосок голодного военного детства, а настойчивые просьбы – недостаток внимания и собеседника рядом.

Вчера я держала ее за руку и обещала, что скоро все будет хорошо. Она говорила, что очень устала. Сегодня утром бабушки не стало.

Знаешь, бабуля, на берегу Рейна деревья, наверное, еще зеленые, но уже подергиваются желтизной, на Александерплатц в Берлине, скорее всего, уже продают каштаны, а в Саксонии скоро начнутся каникулы. В Рурской области горняки явно пошли пить вечернее пиво, а в Мюнхене готовятся праздновать Октоберфест. В Иркутске кончается сентябрь, которой, как ни один другой месяц в году, умеет принести с собой печальные вести: о конце лета и конечности жизни. Просто ушел еще один год и еще немного детства».

Бабушка Лена

На кухне были двое и тихо пили чай,

Одна – как мемуары, вторая – как свеча,

Они любили много, но шли всегда в себя.

Между двоих – полвека, но все ж одна семья.

У первой есть герани, сто туфель – у второй,

Но каждой временами казался мир дырой.

Они молчат о важном, кричит лишь кот,

И о своих романах расскажут вскользь.

Никто не будет плакать, не по себе.

Смеются две украдкой своей судьбе.

В часах прибьет кукушка – неровен час,

Одна пойдет работать, вторая – спать.

Не верят обе в слово, сильны в делах

И знают, что сегодня – важней вчера.

Придет к концу отрезок, что был на двух,

Одна уйдет в карьеру, вторая – в слух.

О важном не сказали, не научились быть

И схожими глазами прощались как-нибудь.