Любовь и проклятие камня

Соджун был воином. Он приказал Чжонку забрать Хванге и ревущую Сонъи и «сходить прогуляться». Сонъи упиралась, но юноша был беспрекословен. Хванге тянул носом, но подчинился. На берегу остались лишь госпожа и капитан.

Он споро стаскивал с нее одежду, а лицо мужчины было белее снега, и Елень было страшно смотреть ему в глаза. Она смиренно переносила боль. Женщина и так бы никогда не пожаловалась, но сейчас, глядя в белое лицо капитана, ей хотелось просить прощение. Он мгновение смотрел на тонкую полоску длиной в палец, из которой обильно сочилась кровь, а потом перевел взгляд на свои руки, испачканные этой самой кровью, — кровью любимой! —  нанесшие эту рану, и в глазах черти запрыгали! Совладав с собой, Соджун полил на рану настойку — в такие поездки в сумке всегда были лекарства от порезов случайных, ушибов — привычно наложил повязку, не глядя в лицо женщине. Но тут она положила ладонь ему на руку, и капитан поднял глаза.

Елень не выглядела ни напуганной, ни обиженной, ни страдающей. Она улыбнулась мужчине, и у того задрожали руки, и тогда она провела ладонью по лицу капитана, стараясь стереть страх и боль. На щеке осталась кровавая полоса, Елень одернула ладонь, но капитан поймал ее и притянул к себе, обняв женщину. Он горячо дышал ей в обнаженное плечо, на котором теперь была повязка, и Елень чувствовала прикосновение жестких губ к коже.

— Мне не больно, — только и сказала она, стараясь успокоить.

— А мне больно, — едва слышно ответил капитан, и сердце горечью и мукой отозвалось в груди.

Елень чувствовала прикосновение его губ, чувствовала горячее дыхание на коже, ощущала силу мужских рук, обнимавших ее — и сердце стонало! Тонкая рука скользнула по мужскому плечу и обняла в ответ. Соджун замер. Он отстранился и заглянул в зеленые глаза. Они смотрели мягко и виновато. Елень полулежала в его руках, и он ощущал ее ладонь под левой лопаткой, где так бешено стучало сердце. От дыхания Соджуна трепетала выпавшая из-под налобной повязки женщины тонкая светлая прядь. И эта прядь дрожала так же, как и душа любящего мужчины, не смевшего отвести взгляд. Губы Елень дрогнули едва заметной улыбкой, и струна, натянутая в душе капитана, порвалась: Соджун склонился и поцеловал эти губы, которые едва заметно дрогнули в ответ. Сердце в то же мгновение вспыхнуло соломой, руки с жаром обняли тонкий стан. Но женщина чуть слышно вздохнула, и капитан отстранился. На щеках Елень пламенел румянец, и она не смела поднять глаза, а ладонь больной руки упиралась в широкую грудь Соджуна. Он смотрел на эту ладонь и сердце ныло…

Соджун стащил с себя ханбок и надел его на женщину. Потом пошел к реке, чтобы застирать испачканные в крови вещи госпожи. Она смотрела на его широкую спину, на которой то тут, то там остались шрамы, и думала о своем погибшем муже. Шиу, как и все отпрыски дворян, неплохо владел мечом. Но будучи чиновником, он чаще пользовался кистью, нежели клинком. Когда пришло время обучать мальчиков, наняли учителя по фехтованию. Учитель был неплох, но основную воинскую науку близнецы переняли у матери. В то время, как отец трудился во дворце, Елень, заправив юбку, гоняла мальчишек до седьмого пота, рубясь сразу с обоими. Те потом, овладев новым приемом, удивляли им своего учителя. Благодаря им она ничего не забыла. А Шиу не знал. Перед ним она была кроткой и послушной, как и любая другая жена.

Соджун же… А он уже забыл, какой была Елень до той страшной ночи. Ту, что знает он, можно уничтожить, но не сломать. Видел ее в таком виде, в котором не подобает быть госпоже. Сколько раз врачевал ее раны!? Но сердце ныло из-за пронзительных черных, как омут, глаз, в которых неприкрытой плескалась любовь. Смотрел так, будто от этого зависела его жизнь — с болью и безграничной нежностью пополам. Шиу смотрел иначе. Его взгляд, что рука, гладящая по голове. У Соджуна — крепкое объятие страстного мужчины, дарящее сладостное томление, и сердце заходилось трепетом и мукой.

Вот и сейчас сердце Елень бесновалось в груди. Она стягивала на груди полы мужского ханбока и не спускала глаз со спины капитана. Он не простит себе ее ранения. Не простит и не забудет. И больше никогда не станет тренироваться с ней, а Чжонку очень сильно проигрывает ей в мастерстве. Бой с ним — избиение младенцев. Соджун был хорошим противником, хотя может и бился в треть своих умений. Теперь и этого не будет.

Капитан тем временем застирал ханбок, стряхнул лишнюю воду и раскинул на ветке дерева. Едва он закончил, из кустов вышли дети, Сонъи и Хванге тут же бросились к матери, сидящей на покрывале. Соджун слышал, как извинялась плачущая девочка, как ее успокаивала мать, а сам встретился глазами с сыном. Тот улыбнулся тепло, словно хотел поддержать и успокоить отца, который невольно причинил вред любимой женщине. Такое может понять лишь мужчина.

«А сын-то твой вырос, капитан Ким,»— подумал Соджун и вздохнул. Как вырос его собственный ребенок он и не заметил.