Любовь и так далее

Я, как вы понимаете, не знала, куда глаза девать, но Оливер упорно избегал моего взгляда. От этого «мы» меня внутренне бросило в краску, да и внешне, наверно, тоже, но Стюарт, даже глазом не моргнув, ответил:

– К сожалению, такие вопросы с ходу не решаются. Видишь ли, каждая заявка ставится на голосование советом директоров, а у меня только один голос.

Я подумала: спасибо, Стюарт, за твою доброту, спасибо за это объяснение, но Софи заявила:

– Вы просто хотите нас отфутболить.

Стюарт рассмеялся:

– Нет, я не собираюсь вас отфутболивать. Пойми, во всем есть установленный порядок. Филантропия – это очень хорошо, но есть еще справедливость. А справедливость вершится по установленным правилам. Ты согласна?

Софи это убедило, но не до конца.

– Ну, раз вы так говорите…

Когда она ушла спать, я сказала:

– Спасибо.

– О чем ты?! Я всего лишь нахватался корпоративно-бюрократического жаргона. И при необходимости успешно пускаю его в ход.

На этом тема была закрыта. Стюарт отнесся к реплике Софи как к детской фантазии, хотя в ней, естественно, крылось нечто большее.

Через некоторое время дверь чуть-чуть приотворилась и в щелке возникла Мари. Она что-то пролепетала театральным шепотом. Прервавшись на полуслове, Стюарт ей подмигнул. Причем не напоказ – по-моему, он даже не заметил, что я смотрю в его сторону.

Сомнений не оставалось: он многого достиг. О своих успехах Стюарт не распространялся. Но что-то такое сквозило в его манере разговора. Да и одеваться он стал более элегантно. Думаю, это заслуга его жены. Я о ней не спрашивала. Мы обходили эту тему, как и другие скользкие вопросы.

Лазанья у меня пересохла. Это непростительно.

ОЛИВЕР: Очередной триумф инспектора манежа. Щелчок моего хлыста убедил вшивую львиную гриву и зад в блестках – але-оп! – исполнить вальяжный танец. Фоном звучит «Парад» Эрика Сати. Партитура, насколько я помню, включает звуки циркового хлыста и пишущей машинки. Аккурат те символы, которые должны переплестись на будущем гербе Оливера.

Вечер прошел плавно. Мне не потребовался дар Нострадамуса, чтобы предсказать: Стюарт явится в состоянии, требующем госпитализации, – с тризмом челюсти и мышечным тонусом истукана с острова Пасхи, но я привел его в чувство, похвалив вино, плутократно выбранное им для такого случая. Вы не поверите: тасманское пино-нуар! Джиллиан от возбуждения кремировала свое мучное блюдо. Дочурки вели себя прекрасно: настоящие маленькие леди. Стюарт зациклился на одном вопросе: наблюдается ли в нашем районе джентрификация – это слово он произносил так, будто сжимал каминными щипцами. Вам понятен его смысл? Очевидно, в этом слове выражалась тревога, как бы во время нашего пиршества некий местный Че Гевара не скрутил с его «бэхи» литые диски.

От одного этого зрелища – Стюарт на «БМВ» – можно обделаться, верно? Я и впрямь чуть не обделался, когда махал ему на прощанье ненастной ночью, сопоставимой с той, когда в Венецию вернулись мощи святого Марка. Если верить нашему Тинторетто. Жалобно моргали фонари, черный гудрон блестел, как отмытый бок эфиопа. Когда Стюарт полноприводным зигзагом скользил в темноту, я забормотал себе под нос: «Auf Wiedersehen, o Regenmeister»[29]. Встреча распорядителя манежа с повелителем дождя – задним умом додумался, а жаль.

Надо признать (хотя это мне против шерсти), что Стюарт, преодолев вышеупомянутые первоначальные недуги, повел себя вполне непринужденно. Если уж совсем честно, то временами просто хамски. Два раза меня перебил, чего никогда бы не случилось dans le bon vieux tems du roy Louys[30]. Как по-вашему, что вызвало такую генетическую модификацию в организме моего органического приятеля?

А в целом вечер прошел плавно, хотя это наречие мало подходит для описания светского мероприятия, учитывая, как люди в большинстве своем плавают.

СТЮАРТ: Да, кстати, я спросил, давно ли они перешли на вегетарианство.

– Даже не помышляли, – ответила Джиллиан. – Мы просто любим здоровую пищу. – И, помолчав, добавила: – Нам подумалось, это ты – вегетарианец.

– Кто, я? Вегетарианец? – Я только помотал головой.

– Оливер. Вечно ты все путаешь, – упрекнула она без тени стервозности или сарказма. Но с другой стороны, и не любовно. А как-то отстраненно, будто так уж заведено и так будет всегда, а ее удел – разбираться с последствиями.

Она действительно немного располнела. Ну и что? Ей даже идет. Другое дело, что мне не нравится, когда у женщин короткая стрижка и почти оголен затылок. Да и соломенный цвет, на мой взгляд, никогда не был ей к лицу. Ладно, все это меня не касается, правда?