Любовь к жизни

In the middle of the day he found two minnows in a large pool.	Около полудня он увидел двух пескарей в большой луже.
It was impossible to bale it, but he was calmer now and managed to catch them in his tin bucket.	Вычерпать воду было немыслимо, но теперь он стал спокойнее и ухитрился поймать их жестяным ведерком.
They were no longer than his little finger, but he was not particularly hungry.	Они были с мизинец длиной, не больше, но ему не особенно хотелось есть.
The dull ache in his stomach had been growing duller and fainter. It seemed almost that his stomach was dozing.	Боль в желудке все слабела, становилась все менее острой, как будто желудок дремал.
He ate the fish raw, masticating with painstaking care, for the eating was an act of pure reason.	Он съел рыбок сырыми, старательно их разжевывая, и это было чисто рассудочным действием.
While he had no desire to eat, he knew that he must eat to live.	Есть ему не хотелось, но он знал, что это нужно, чтобы остаться в живых.
In the evening he caught three more minnows, eating two and saving the third for breakfast.	Вечером он поймал еще трех пескарей, двух съел, а третьего оставил на завтрак.
The sun had dried stray shreds of moss, and he was able to warm himself with hot water.	Солнце высушило изредка попадавшиеся клочки мха, и он согрелся, вскипятив себе воды.
He had not covered more than ten miles that day; and the next day, travelling whenever his heart permitted him, he covered no more than five miles.	В этот день он прошел не больше десяти миль, а на следующий, двигаясь только когда позволяло сердце, - не больше пяти.
But his stomach did not give him the slightest uneasiness. It had gone to sleep.	Но боли в желудке уже не беспокоили его; желудок словно уснул.
He was in a strange country, too, and the caribou were growing more plentiful, also the wolves.	Местность была ему теперь незнакома, олени попадались все чаще и волки тоже.
Often their yelps drifted across the desolation, and once he saw three of them slinking away before his path.	Очень часто их вой доносился до него из пустынной дали, а один раз он видел трех волков, которые, крадучись, перебегали дорогу.
Another night; and in the morning, being more rational, he untied the leather string that fastened the squat moose-hide sack.	Еще одна ночь, и наутро, образумившись наконец, он развязал ремешок, стягивающий кожаный мешочек.
From its open mouth poured a yellow stream of coarse gold-dust and nuggets.	Из него желтой струйкой посыпался крупный золотой песок и самородки.
He roughly divided the gold in halves, caching one half on a prominent ledge, wrapped in a piece of blanket, and returning the other half to the sack.	Он разделил золото пополам, одну половину спрятал на видном издалека выступе скалы, завернув в кусок одеяла, а другую всыпал обратно в мешок.
He also began to use strips of the one remaining blanket for his feet.	Свое последнее одеяло он тоже пустил на обмотки для ног.
He still clung to his gun, for there were cartridges in that cache by the river Dease.	Но ружье он все еще не бросал, потому что в тайнике у реки Диз лежали патроны.
This was a day of fog, and this day hunger awoke in him again.	День выдался туманный. В этот день в нем снова пробудился голод.