Любовь к жизни

And always the ptarmigan rose, whirring, before him, till their ker-ker-ker became a mock to him, and he cursed them and cried aloud at them with their own cry.	А белые куропатки все вспархивали вокруг него, и наконец это "кр, кр" стало казаться ему насмешкой; он выругал куропаток и начал громко передразнивать их крик.
Once he crawled upon one that must have been asleep.	Один раз он чуть не наткнулся на куропатку, которая, должно быть, спала.
He did not see it till it shot up in his face from its rocky nook.	Он не видел ее, пока она не вспорхнула ему прямо в лицо из своего убежища среди камней.
He made a clutch as startled as was the rise of the ptarmigan, and there remained in his hand three tail-feathers.	Как ни быстро вспорхнула куропатка, он успел схватить ее таким же быстрым движением - и в руке у него осталось три хвостовых пера.
As he watched its flight he hated it, as though it had done him some terrible wrong.	Глядя, как улетает куропатка, он чувствовал к ней такую ненависть, будто она причинила ему страшное зло.
Then he returned and shouldered his pack.	Потом он вернулся к своему тюку и взвалил его на спину.
As the day wore along he came into valleys or swales where game was more plentiful.	К середине дня он дошел до болота, где дичи было больше.
A band of caribou passed by, twenty and odd animals, tantalizingly within rifle range.	Словно дразня его, мимо прошло стадо оленей, голов в двадцать, - так близко, что их можно было подстрелить из ружья.
He felt a wild desire to run after them, a certitude that he could run them down.	Его охватило дикое желание бежать за ними, он был уверен, что догонит стадо.
A black fox came toward him, carrying a ptarmigan in his mouth.	Навстречу ему попалась черно-бурая лисица с куропаткой в зубах.
The man shouted.	Он закричал.
It was a fearful cry, but the fox, leaping away in fright, did not drop the ptarmigan.	Крик был страшен, но лисица, отскочив в испуге, все же не выпустила добычи.
Late in the afternoon he followed a stream, milky with lime, which ran through sparse patches of rush-grass.	Вечером он шел по берегу мутного от извести ручья, поросшего редким камышом.
Grasping these rushes firmly near the root, he pulled up what resembled a young onion-sprout no larger than a shingle-nail.	Крепко ухватившись за стебель камыша у самого корня, он выдернул что-то вроде луковицы, не крупнее обойного гвоздя.
It was tender, and his teeth sank into it with a crunch that promised deliciously of food.	Луковица оказалась мягкая и аппетитно хрустела на зубах.
But its fibers were tough. It was composed of stringy filaments saturated with water, like the berries, and devoid of nourishment.	Но волокна были жесткие, такие же водянистые, как ягоды, и не насыщали.
He threw off his pack and went into the rush-grass on hands and knees, crunching and munching, like some bovine creature.	Он сбросил свою поклажу и на четвереньках пополз в камыши, хрустя и чавкая, словно жвачное животное.
He was very weary and often wished to rest-to lie down and sleep; but he was continually driven on-not so much by his desire to gain the land of little sticks as by his hunger.	Он очень устал, и его часто тянуло лечь на землю и уснуть; но желание дойти до Страны Маленьких Палок, а еще больше голод не давали ему покоя.