Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств

Под согласным хором «благоразумных» причин любить иначе, любить лучше, любить, не будучи влюбленным, и т. п. слышится упорствующий голос, который длится чуть дольше: голос Неподатливости влюбленного.

Ролан Барт. «Фрагменты речи влюбленного»

Эта книга начинается с тезиса, сформулированного Евой Иллуз:

Если мы готовы согласиться с тем, что культ неограниченной свободы нередко приводит к разрушительным последствиям в экономике, вызывая, например, значительные социальные неравенства, то мы обязаны как минимум задать себе вопрос о том, к чему приводит этот культ в сфере эмоционального и сексуального. Критический анализ свободы выбора, состоявшейся в одной сфере человеческой жизни, должен быть предпринят и во всех остальных[142].

Десять предыдущих глав стали попыткой ответить на вопрос, поставленный Иллуз, — разумеется, не исчерпывающей и не окончательной, хотя бы потому, что в ходе истории само понятие «свобода» меняет свой смысл, свое практическое применение, свое этическое значение. Сегодняшнее представление о свободе основывается на представлении об автономном, суверенном субъекте, вся жизненная траектория которого подчинена одному императиву — поиску личного счастья. Чувственная жизнь этого субъекта — это проект «сделай сам», «сердечко в виде конструктора». Проект, безусловно, во многом увлекательный и заслуживающий уважения: в конце концов, сегодня большинство из нас не хотело бы, чтобы решения о том, с кем нам жить и как, заводить ли нам детей и при каких обстоятельствах заниматься сексом, принимались за нас другими людьми. Мы больше не готовы жить в мире стандартов, установленных нашими предками, церковью или потребностями рынка. Стремление к свободе, понимаемой в первую очередь как свобода выбора, — одна из самых фундаментальных идей современного Запада и одновременно один из главных его этических принципов. Однако тот самый неограниченный культ выбора, его абсолютный приоритет по отношению к другим моральным законам, руководящим человеческим поведением, может вести к «идеологическому насилию», говоря словами голландской исследовательницы Эннмари Мол. В своей книге «The Logic of Care» она отмечает:

Различие между автономией и гетерономией сего­дня понимается как главное различие между «Западом» и «Другими». В этом контексте «Запад» понимается как место и историческая эпоха, где люди совершают личный выбор, в то время как «Другие» живут потребностями своих сообществ. В то время как «их» жизни черпают свой смысл в Боге, традиции и коллективном сознании, «мы, люди Запада», оказывается, должны быть свободны от таких оков как минимум со времен Просвещения[143].

Однако это допущение, пишет Мол, лишает «западного» субъекта — субъекта технологизированного модерна и постмодерна — множества свойств, оно видит его лишь в одном измерении: в стремлении к получению максимальной выгоды. Из этой «одномерной» оптики вытекает та идеологизированная, неприглядная сторона выбора, которая превращает его в новую форму несвободы. «Логика выбора сопровождается чувством вины, — пишет Мол. — Все, что следует за выбором, по умолчанию рассматривается как производное непосредственно от него. Забота о детях отнимает у вас много сил? Сами виноваты. Не надо было заводить. Вам не помогают ваши лекарства? Вам не повезло, вы сами их выбрали <…>. В логике выбора субъект всегда несет ответственность за то, что из этого выбора следует» [144].