отшвырнула кубок, распустила волосы и расчесала их
так, чтобы они свободно спадали на плечи. Сняв с себя
платье, Кэтрин бросила его на ближайший стул. В
комнате было натоплено, вино разогрело кровь, и она не
стала надевать ночную рубашку. Отодвинув полог,
девушка бросилась на прохладные простыни, и ее
охватил глубокий сон; она не услышала, как отворилась
дверь и в комнату осторожно зашел Донован.
Открывшееся зрелище поразило его. Отсвет медленно
догорающего в камине огня и сияние полной луны,
смешиваясь, превращали тело Кэтрин в подобие
прекрасной скульптуры. Волосы ее переливались в
призрачном свете, пряди их падали на грудь, на руки,
плечи. Ноги были длинными и стройными, гармонично
сходившимися к стопам, а на изящном бедре безвольно
лежала рука. Другая рука была закинута под голову.
Губы, чувственные и припухлые, чуть шевелились от
дыхания; ресницы изящно чернели на лице. Не в силах
оторваться от этой сцены, Донован прошел через
комнату и остановился у кровати.
Огонь желания пробежал по жилам. Чего он ждет?
Что его может остановить? Она принадлежит ему,
такова воля короля. Почему же он не разбудит ее и не
возьмет? Нет, он был на это неспособен, а в оправдание
искал логические доводы. Он хотел получить в ее лице
жену, а не просто женщину. Когда они обвенчаются, она
сама придет к нему. Доновану не приходило в голову,
что это тоже своего рода изнасилование, потому что она
193
хотела не этого, желая любви... Однако сейчас, при
взгляде на нее, его наполняло неизъяснимое тепло и
сердце отчаянно стучало, млея от одной мысли, что
через какую-то пару недель он разделит с ней это ложе.
Он собирался уже выйти, но напоследок не мог не
коснуться Кэтрин.
Донован осторожно присел на край кровати, не желая
будить ее. Он понимал, что только выпитое вино —
причина того, что она до сих пор не почувствовала
присутствия постороннего и не проснулась. Мягким, как
дуновение ветерка, касанием он скользнул по
обнаженному бедру Кэтрин, пальцами охватил ее груди.
Наклонившись, Донован коснулся ртом ее губ и ощутил
вкус вина и мягкий аромат женщины.
Подразнив себя ощущением близости, он, когда
желание стало непереносимым, бесшумной тенью
выскользнул из комнаты, ни разу не оглянувшись.
Закрыв смежную дверь, он припал к ней, и только тут
заметил, что руки у него трясутся, как у начинающего
воришки, а лоб покрылся испариной. Надо быть
бдительным, подумал Мак-Адам. Одного вздоха любви
красотки, вроде нее, некогда оказалось достаточно,
чтобы лишить его воли и сломать жизнь. Вновь
повториться этой истории он не позволит.
И только тут, вспомнив о незапертой двери, он
сообразил, что стоит в комнате, принадлежавшей Эндрю
Крейтону. Донована словно громом оглушило. Неужели
между Кэтрин и этим английским шпионом что-то
существует? От такой мысли у него потемнело в глазах.
Нет, было немыслимо, чтобы Кэтрин начала претворять
в жизнь, высказанную ему угрозу. Рано или поздно он
узнает все об Эндрю Крейтоне, и если хоть на дюйм
194
окажется правдой, что он посмел положить глаз на
Кэтрин, Донован уничтожит его.
В глубинах своего сна Кэтрин блуждала по миру,
сотканному из зыбкого тумана. Она шла через его
клубы, словно потерялась и ждала, что кто-то ее
отыщет. Затем появился он. Стройный, широкоплечий,
лица его она не могла видеть, и, тем не менее, на нее
нахлынула теплая волна умиротворения, потому что не
могло быть сомнений: она его знает.
На нем был темный плащ, достававший до пят, и они
стояли в каком-нибудь дюйме друг от друга. Она
услыхала, как он шепчет ее имя; шагнув вперед, Кэтрин
почувствовала, как ее обволакивает тепло, а его пальцы
легко скользят по ее коже, и в то же время она ощущала
силу его объятий. Губы ее приоткрылись для поцелуя, и
она ощутила его губы, обветренные и в то же время
нежные. И все же она по-прежнему не могла видеть его,
только понимала, что это именно он, и что сейчас она
получила залог любви, то, к чему всегда стремилась, о
чем мечтала. Вновь Кэтрин ощутила обжигающий
поцелуй, а затем услышала ласковый шепот: «Кэтрин, я
люблю... люблю тебя». И тогда Кэтрин горестно
простонала, потому что сон уходил, ускользала его тень,
оставляя ее одну.
Эндрю всю ночь не смежил век, чувствуя себя в
ловушке. Он не мог, не мог покинуть Энн. Теперь,
однако, он оказывался перед новой задачей: покидать
дом и возвращаться в него, оставаясь незамеченным для
людей Донована, которые наверняка будут с этого дня
следить за каждым его шагом.
195
Кроме того, слишком близкое и доверительное
общение с Кэтрин и Энн теперь могло вызвать
подозрение незваного постояльца. Эндрю яростно мерил
шагами комнату. В хорошенькую, однако, ситуацию
загнал его Джеффри. Для того чтобы обрести свободу
действий, нужны были доказательства — бумаги с