Любовная капитуляция

Кэтрин металась в неудержимой страсти, и Донован

потерял ощущение реальности; они оба рухнули в

пропасть слепящей бездны, потеряли себя друг в друге,

слабея, дрожа, содрогаясь один в другом, прижимаясь

друг к другу как к чему-то единственно прочному в

центре бешеного урагана. Наконец волна страсти пошла

на убыль, и они в изнеможении откинулись на подушки.

Для Кэтрин возвращение к реальности оказалось

горьким: первое, о чем она подумала, было то, что слова

Донована оказались правдой. Он сумел пробудить в ней

желание и пленить ее тело. Оно ее предало. Как он

сейчас злорадствует! Боже, до чего же ей хотелось

269

причинить ему ту же боль, что и он ей! Она пыталась

обвинять его в грубости и бесчувственности, но он взял

ее лаской, она сама возжелала его — страстно и без

оглядки.

Кэтрин боялась взглянуть в эти всезнающие серые

глаза, боялась увидеть в них насмешку и надменную

удовлетворенность.

Отвернувшись,

она

пыталась

собраться с мыслями и взять себя в руки.

Донован же не верил себе. Он лежал, полуобняв жену,

и чувствовал, что она где-то далеко, что в глубины ее

души ему нет доступа. А ведь все получилось, как он

того желал: он доказал ей, что она станет жертвой

собственной, а не его одного страсти. Никогда прежде

он не испытывал большего блаженства, чем в те

мгновения, когда изливал себя в нее и чувствовал, как

тело ее бьется в сладострастном ответе. Донован

чувствовал, что в их отношениях должно быть что-то

еще, и он мучительно размышлял о том, что именно. Это

просто эхо пережитого ими, успокоил он себя, всего

лишь короткое послесловие. Он просто хочет ее вновь, и

после исполнения своего желания вполне будет

удовлетворен. Кэтрин лежала, отвернувшись от него и

закрыв глаза. Выходит, он взял лишь первую линию

укреплений, и борьба еще впереди. А ведь она достигла

такого же наслаждения, как и он, Донован это знал. Он

слышал ее вскрики, чувствовал, как изогнулось и

напряглось ее тело в кульминационный момент. Они

обладали одинаковым темпераментом и вполне

гармонировали друг с другом в интимной близости, так

что молодая жена получила то, что гораздо лучше

всяких обманчивых слов и суетных обещаний.

—

Кэтрин, — прошептал он.

270

Но та не ответила ему. Своей большой рукой он

поймал ее подбородок и повернул лицом к себе.

—

Взгляни на меня, — потребовал он.

Она широко открыла глаза, выражение которых,

несмотря

на

их

подозрительный

блеск,

свидетельствовало, что его жена вовсе не намерена

дарить ему радость победы своими слезами.

—

Ты все еще продолжаешь лгать себе? — спросил

Донован. — Но пора признать мою правоту. Ты

чувствовала то же, что и я, и не сможешь этого

отрицать.

Кэтрин прикусила губу, и лицо ее залилось краской

стыда. Господи! Он знает о том блаженстве, которое

доставил ей! И это ужасная правда — какая-то часть ее

души ей больше не принадлежала.

—

Я чувствовал, как твое сердце билось в лад с

моим. Думаешь, я не слышал, как оно колотилось?

— Да, — крикнула она вне себя от горя. — Да, ты

осуществил свою угрозу. Да, мое тело уже не

принадлежит мне. Не сомневаюсь, что твой опыт

общения с девками, задирающими юбку при первом

твоем желании, сделал тебя мастером по этой части.

Владей моим телом по своему усмотрению, ведь это

теперь твое право, но душой я никогда не буду тебе

принадлежать!

Донован

посмотрел

на

жену

с

невольным

восхищением. Вот женщина, которая кое-чего стоит.

Она

отступала

дюйм

за

дюймом,

используя

единственное свое оружие — гордость. Вот женщина,

которая заставляет относиться к себе с уважением. Она

его не хочет по-настоящему... пока. Но у него были

271

основания полагать, что вскоре все изменится. И

Донован крепко обнял ее и прижал к себе.

Со стыдом Кэтрин ощутила, как в ней вновь

пробудилось неудержимое желание. Язык Донована

дразнил и мучил ее, свободной рукой он гладил ее тело,

ласкал груди, сжимал их, обводил соски пальцем, пока

они не затвердели. Сладострастные стоны, которые она

слышала, казалось, не могли исходить от нее... но

именно так и было.

Рука Донована скользнула вниз, лаская кончиками

пальцев ее плоть, и каждое такое касание вызывало у

Кэтрин ослепительную вспышку чувств; он ласкал ее

нежное средоточие, чувствуя, как разгорается в ней

пламя страсти. Ртом он обжигал ее чуткую кожу,

сжимал губами соски, затем двинулся вниз, и его

поцелуи и легкие покусывания переместились на ее

живот и бедра. Кэтрин чуть не задохнулась, когда он

достиг

ее

пульсирующее,

словно

раскаленное,

средоточие

ощущений.

Она

хотела

остановить

Донована, но ее руки вместо того, чтобы оттолкнуть его,

лишь запутались в густых темных волосах. Кэтрин

ощущала свое тяжелое и все ускоряющееся дыхание,

слышала неразборчивые слова, которые издавала ее

гортань, и все же пыталась сдержать себя. Она ощутила,