Любовник леди Чаттерли

'Nothing!' said Connie, rather shamefacedly; but she knew how she had suffered in contrast to Hilda.	- Да ничего! - пристыженно ответила Конни, но, взглянув на сестру и сравнив с собой, поняла, что та не изведала и толики ее страданий.
Both sisters had the same rather golden, glowing skin, and soft brown hair, and naturally strong, warm physique.	Раньше у обеих сестер была золотистая с матовым отливом кожа, шелковистые каштановые волосы, природа наделила обеих крепким и нежным телом.
But now Connie was thin and earthy-looking, with a scraggy, yellowish neck, that stuck out of her jumper.	Но сейчас Конни осунулась, лицо сделалось пепельно-серым, кожа на шее, сиротливо выглядывавшей из ворота кофты, пожелтела и пошла морщинами.
'But you're ill, child!' said Hilda, in the soft, rather breathless voice that both sisters had alike.	- Ты и впрямь нездорова! - Хильда, как и сестра, говорила негромко, чуть с придыханием.
Hilda was nearly, but not quite, two years older than Connie.	Была она почти на два года старше Конни.
'No, not ill. Perhaps I'm bored,' said Connie a little pathetically.	- Да нет, здорова; просто, наверное, надоело мне все.
The light of battle glowed in Hilda's face; she was a woman, soft and still as she seemed, of the old amazon sort, not made to fit with men.	Боевой огонек вспыхнул во взгляде сестры. Она хоть и казалась мягкой и спокойной, в душе была лихой и непокорной мужчинам воительницей.
'This wretched place!' she said softly, looking at poor, old, lumbering Wragby with real hate.	- Проклятая дыра! - бросила она, оглядывая ненавидящим взором ни в чем неповинную дремлющую старушку-усадьбу.
She looked soft and warm herself, as a ripe pear, and she was an amazon of the real old breed.	Неистовая душа жила в ее нежном, налитом, точно зрелый плод, теле. Ныне такие воительницы уже перевелись.
She went quietly in to Clifford.	Ничем не выдавая своих чувств, она пошла к Клиффорду.
He thought how handsome she looked, but also he shrank from her.	Тот тоже подивился ее красе, но внутренне напрягся.
His wife's family did not have his sort of manners, or his sort of etiquette.	Родные жены, не в пример ему, не отличались изысканной воспитанностью и лоском.
He considered them rather outsiders, but once they got inside they made him jump through the hoop.	Конечно, они люди иного круга, но, приезжая к нему в гости, они почему-то всегда подчиняли его своей воле.
He sat square and well-groomed in his chair, his hair sleek and blond, and his face fresh, his blue eyes pale, and a little prominent, his expression inscrutable, but well-bred.	Он сидел в кресле прямо, светлые волосы ухожены, голубые, чуть навыкате глаза бесстрастны. На холеном лице не прочитать ничего, кроме благовоспитанного ожидания.
Hilda thought it sulky and stupid, and he waited.	Хильде вид его показался надутым и глупым.
He had an air of aplomb, but Hilda didn't care what he had an air of; she was up in arms, and if he'd been Pope or Emperor it would have been just the same.	Он старался держаться как можно увереннее, но Хильда на это и внимания не обратила. Она приготовилась к бою, и кто перед ней - папа римский или император - ей неважно.