Любовник леди Чаттерли

It thrilled inside her body, in her womb, somewhere, till she felt she must jump into water and swim to get away from it; a mad restlessness.	Или начинало щекотать где-то во чреве, и нет никакого спасения, разве что прыгнуть в реку или озеро и уплыть от щекотливой дрожи прочь. Наваждение!
It made her heart beat violently for no reason. And she was getting thinner. It was just restlessness.	Или вдруг отчаянно заколотится сердце - ни с того ни с сего. Конни еще больше похудела и осунулась. Наваждение!
She would rush off across the park, abandon Clifford, and lie prone in the bracken.	Вдруг вскочит и бросится по парку - прочь от Клиффорда, - упадет ничком в зарослях папоротника.
To get away from the house...she must get away from the house and everybody. The work was her one refuge, her sanctuary.	Только бы подальше от дома, подальше ото всех. В лесу обретала она и приют и уединение.
But it was not really a refuge, a sanctuary, because she had no connexion with it. It was only a place where she could get away from the rest.	Впрочем, приют ли? Ведь и с ним ничто ее не связывало: скорее, в лесу ей удавалось спрятаться от всех и вся.
She never really touched the spirit of the wood itself...if it had any such nonsensical thing.	А к истинной душе леса, если вообще о ней уместно говорить, Конни так и не прикоснулась.
Vaguely she knew herself that she was going to pieces in some way.	Она смутно чувствовала: в ней зреет какой-то разлад.
Vaguely she knew she was out of connexion: she had lost touch with the substantial and vital world.	Она смутно понимала: жизнь, люди - точно за стеклянной стеной. Не проникают сквозь нее живительные силы!
Only Clifford and his books, which did not exist...which had nothing in them!	Рядом лишь Клиффорд и его книги - бесплотные миражи, то есть - пустота.
Void to void.	Куда ни кинь - лишь пустота.
Vaguely she knew.	Конни это чувствовала и понимала, но смутно. Что же делать?
But it was like beating her head against a stone.	Стену лбом не прошибешь.
Her father warned her again: 'Why don't you get yourself a beau, Connie?	Снова намекал отец: - А что б тебе ухажера завести, а?
Do you all the good in the world.'	Познала б все радости жизни.
That winter Michaelis came for a few days. He was a young Irishman who had already made a large fortune by his plays in America.	В ту зиму на несколько дней в Рагби заезжал Микаэлис, молодой ирландец-драматург, сколотивший состояние в Америке.
He had been taken up quite enthusiastically for a time by smart society in London, for he wrote smart society plays.	Некогда его с восторгом принимали в лучших домах Лондона. Как же! Ведь его пьесы о них, аристократах.
Then gradually smart society realized that it had been made ridiculous at the hands of a down-at-heel Dublin street-rat, and revulsion came.	Со временем в лучших домах поняли, что их просто-напросто высмеял дублинский мальчишка из самых что ни на есть низов общества.
Michaelis was the last word in what was caddish and bounderish.	И его возненавидели. В разговоре его имя стало олицетворять хамство и ограниченность.