Любовник леди Чаттерли

Connie was aware from successful, old, hearty, bluffing Sir Malcolm, that artists did advertise themselves, and exert themselves to put their goods over.	Конни вспомнила слова своего удачливого, грубого и простодушного отца: кто к искусству причастен, непременно должен себя в лучшем виде представить, да еще и все "прелести" напоказ выставить.
But her father used channels ready-made, used by all the other R. A.s who sold their pictures.	Но сам отец, как и его друзья-художники, поторговывавшие своими холстами, довольствовался доступной рекламой.
Whereas Clifford discovered new channels of publicity, all kinds.	Клиффорд же изыскивал все новые, неочевидные способы - только чтоб о нем узнали.
He had all kinds of people at Wragby, without exactly lowering himself.	Он принимал в Рагби самых разных людей и ни перед одним, в общем-то, не пресмыкался.
But, determined to build himself a monument of a reputation quickly, he used any handy rubble in the making.	Но уж если вознамерился воздвигнуть в одночасье памятник своему писательскому таланту, не погнушаешься и за малым камушком нагнуться.
Michaelis arrived duly, in a very neat car, with a chauffeur and a manservant.	Микаэлис не заставил себя ждать, приехал на красивой машине, с шофером, и слугой.
He was absolutely Bond Street!	Джентльмен с головы до пят!
But at right of him something in Clifford's county soul recoiled.	У Клиффорда, привыкшего не к столичному лоску, а к простой деревенской жизни, шевельнулось в душе неприятное чувство.
He wasn't exactly... not exactly...in fact, he wasn't at all, well, what his appearance intended to imply.	Что-то притворное, нет, пожалуй, даже лживое угадывалось во внешности гостя. Под холеной личиной скрывалась совсем иная суть.
To Clifford this was final and enough.	Клиффорду этого было достаточно - выводы он делал категорично.
Yet he was very polite to the man; to the amazing success in him.	Тем не менее к гостю отнесся очень уважительно. И тот был просто очарован.
The bitch-goddess, as she is called, of Success, roamed, snarling and protective, round the half-humble, half-defiant Michaelis' heels, and intimidated Clifford completely: for he wanted to prostitute himself to the bitch-goddess, Success also, if only she would have him.	Подле него, тишайше-нижайше ироничнейшего, виляла хвостом, то рыча, то ощериваясь, Удача. И благоговеющему Клиффорду так захотелось почесать ей за ухом, подружиться -вот только, не ровен час, укусит.
Michaelis obviously wasn't an Englishman, in spite of all the tailors, hatters, barbers, booters of the very best quarter of London. No, no, he obviously wasn't an Englishman: the wrong sort of flattish, pale face and bearing; and the wrong sort of grievance.	Как ни обряжали, ни обували, ни холили Микаэлиса моднейшие лондонские портные, башмачники, шляпники, цирюльники, на англичанина он решительно не походил. Совершенно не походил! Не то лицо - бледное, вялое и печальное. Не та печаль - не подобающая истинному джентльмену. Читалась на этом лице помимо печали еще и озлобленность.
He had a grudge and a grievance: that was obvious to any true-born English gentleman, who would scorn to let such a thing appear blatant in his own demeanour.	А ведь и слепому ясно, что истинный, рожденный и взращенный в Англии джентльмен сочтет ниже своего достоинства выказывать подобные чувства.