Любовник леди Чаттерли

Now, though somewhere inside herself she was weeping, she was free of the dominion of other women.	И вот теперь, хотя душа у нее исходила слезами, в ней росло радостное чувство освобождения.
Ah! that in itself was a relief, like being given another life: to be free of the strange dominion and obsession of other women.	Да, для нее начиналась новая жизнь, в которой не будет места этому проклятию - женскому тиранству.
How awful they were, women!	Как все-таки злы и несносны бывают женщины!
She was glad to be with her father, whose favourite she had always been.	Констанция рада была пожить с отцом. Она всегда была его любимицей.
She and Hilda stayed in a little hotel off Pall Mall, and Sir Malcolm was in his club.	Они с Хильдой остановились в маленькой гостинице недалеко от Пэлл-Мэлла. Сэр Малькольм - в своем клубе.
But he took his daughters out in the evening, and they liked going with him.	Но вечером он вывез их в оперу, и они прекрасно провели время.
He was still handsome and robust, though just a little afraid of the new world that had sprung up around him.	Он все еще был красив и крепок, но немножко побаивался нового поколения, подрастающего рядом с ним.
He had got a second wife in Scotland, younger than himself and richer.	Его вторая жена осталась в Шотландии, она была значительно моложе и богаче его.
But he had as many holidays away from her as possible: just as with his first wife.	И он старался как можно чаще устраивать себе холостяцкие каникулы вдали от дома, как бывало и с первой женой.
Connie sat next to him at the opera.	Конни сидела в опере с отцом.
He was moderately stout, and had stout thighs, but they were still strong and well-knit, the thighs of a healthy man who had taken his pleasure in life.	Он был умеренно грузноват, его плотные ляжки были все такие же сильные и ладные, ляжки здорового человека, который не отказывал себе в чувственных удовольствиях.
His good-humoured selfishness, his dogged sort of independence, his unrepenting sensuality, it seemed to Connie she could see them all in his well-knit straight thighs.	Его добродушный эгоизм, неодолимая потребность в независимости, не ведающее раскаяния сластолюбие - все это, по мнению Конни, символически выражалось в его плотных ляжках.
Just a man! And now becoming an old man, which is sad.	Такой вот мужчина ее отец, начинающий, к сожалению, стареть.
Because in his strong, thick male legs there was none of the alert sensitiveness and power of tenderness which is the very essence of youth, that which never dies, once it is there.	Стареть, потому что в его ладных, крепких мужских ногах начисто отсутствовала легкая чуткая быстрота - главный признак неистребимой молодости: и если уж она есть, она с годами не проходит.
Connie woke up to the existence of legs.	Конни вдруг обратила внимание на ноги других людей.
They became more important to her than faces, which are no longer very real.	Они показались ей важнее, чем лица, которые были по большей части маски.
How few people had live, alert legs!	Как мало на свете чутких проворных ног.
She looked at the men in the stalls.	Она пробежала взглядом по сидящим в партере мужчинам.