Любовник леди Чаттерли

It was just possible.	Не исключено.
Yet the unscrupulousness of Michaelis had a certain fascination for her.	Конечно, Микаэлис к цели идет любым путем, но даже в этом что-то привлекает.
He went whole lengths where Clifford only crept a few timid paces.	И исходил он ох как немало, а Клиффорд и нескольких жалких шагов не прополз.
In his way he had conquered the world, which was what Clifford wanted to do.	Микаэлис достиг цели, можно сказать, покорил мир, а Клиффорд только мечтает.
Ways and means...?	А какими путями достигается цель?..
Were those of Michaelis more despicable than those of Clifford?	Да и так ли уж пути Микаэлиса грязнее Клиффордовых?
Was the way the poor outsider had shoved and bounced himself forward in person, and by the back doors, any worse than Clifford's way of advertising himself into prominence?	Бедняга пускался во все тяжкие, не мытьем, так катаньем, но добился своего. Чем лучше Клиффорд: чтобы пробраться к славе, не гнушается никакой рекламой.
The bitch-goddess, Success, was trailed by thousands of gasping, dogs with lolling tongues.	Госпожа Удача - ни дать ни взять сука, за которой тысячи кобелей гонятся, вывалив языки, задыхаясь.
The one that got her first was the real dog among dogs, if you go by success!	Кто догонит - тот среди кобелей король.
So Michaelis could keep his tail up.	Так что Микаэлис может гордиться!
The queer thing was, he didn't.	То-то и удивительно, что не гордился.
He came back towards tea-time with a large handful of violets and lilies, and the same hang-dog expression.	Вернулся он к пяти часам с букетами фиалок и ландышей. И снова - как побитый пес.
Connie wondered sometimes if it were a sort of mask to disarm opposition, because it was almost too fixed.	Может, это маска, думала Конни, так легче обескураживать врагов. Только уж больно он привык к этой маске.
Was he really such a sad dog?	А вдруг он и впрямь - побитая грустноглазая собака?
His sad-dog sort of extinguished self persisted all the evening, though through it Clifford felt the inner effrontery.	Так и просидел весь вечер Микаэлис с видом несчастной собаки. Клиффорду за этой маской представлялась суть - дерзость и бесстыдство.
Connie didn't feel it, perhaps because it was not directed against women; only against men, and their presumptions and assumptions.	Конни не чувствовала подобного; возможно, против женщин он не направлял это оружие. А воевал только с мужчинами, с их высокомерием и заносчивостью.
That indestructible, inward effrontery in the meagre fellow was what made men so down on Michaelis.	И вот эту-то неистребимую дерзость, таящуюся за унылой, худосочной личиной, и не могли простить Микаэлису мужчины.
His very presence was an affront to a man of society, cloak it as he might in an assumed good manner.	Само его присутствие оскорбляло светского человека, и оскорбление это не скрыть за ширмой благовоспитанности.
Connie was in love with him, but she managed to sit with her embroidery and let the men talk, and not give herself away.	Конни влюбилась, но ничем себя не выдала; в беседу мужчин она не вмешивалась, занялась вышивкой.