Любовник леди Чаттерли

He rather hated hope. 'Une immense espmance a traversи la terre', he read somewhere, and his comment was:'—and it's darned-well drowned everything worth having.'	Скорее наоборот, он ненавидел самое надежду. "Огромной волной катит по земле надежда", -вычитал он где-то и заметил: "И гонит на пути все достойное и желанное".
Connie never really understood him, but, in her way, she loved him.	Конни толком не понимала его, хотя по-своему любила.
And all the time she felt the reflection of his hopelessness in her.	Впрочем, безысходность Микаэлиса подавляла ее чувства.
She couldn't quite, quite love in hopelessness.	Нельзя без оглядки любить разуверившегося человека.
And he, being hopeless, couldn't ever quite love at all.	А уж он и подавно никогда никого не любил.
So they went on for quite a time, writing, and meeting occasionally in London.	Так и тянулась их связь несколько времени -письма да редкие встречи в Лондоне.
She still wanted the physical, sexual thrill she could get with him by her own activity, his little orgasm being over.	Она по-прежнему получала удовлетворение, истинное трепетное наслаждение, лишь подчинив его тело своему после того, как у него наступала чересчур быстрая разрядка.
And he still wanted to give it her.	И он по-прежнему с гордостью подчинялся ее воле.
Which was enough to keep them connected.	На этом малом, собственно, и держалась их связь. Но Конни доставало и малости.
And enough to give her a subtle sort of self-assurance, something blind and a little arrogant.	У нее появилась уверенность в себе, даже белее -едва заметное довольство собой.
It was an almost mechanical confidence in her own powers, and went with a great cheerfulness.	Уверенность в своих силах, хоть и зиждилась на чистой физиологии, давала огромную радость.
She was terrifically cheerful at Wragby.	Как переменилось ее настроение в Рагби!
And she used all her aroused cheerfulness and satisfaction to stimulate Clifford, so that he wrote his best at this time, and was almost happy in his strange blind way.	Конни радовалась жизни, радовалась пробудившемуся женскому началу. И своим настроением она изо всех сил старалась подвигнуть Клиффорда на самые удачные творения.
He really reaped the fruits of the sensual satisfaction she got out of Michaelis' male passivity erect inside her.	И в ту пору они ему удавались, и он был почти что счастлив в неведении: ведь он пожинал плоды, взращенные на чувственной ниве его супруги, по сути, ею же самой, так как пахарь, равно и орудие его страсти были полностью подвластны Конни.
But of course he never knew it, and if he had, he wouldn't have said thank you!	Но Клиффорд, конечно же, об этом не догадывался. Узнай он, вряд ли похвалил бы жену.
Yet when those days of her grand joyful cheerfulness and stimulus were gone, quite gone, and she was depressed and irritable, how Clifford longed for them again!	Впрочем, когда дни великой радости и подъема ушли (причем безвозвратно!) и Конни вновь сделалась унылой и раздражительной, Клиффорд безмерно тосковал по дням минувшим.