Любовник леди Чаттерли

He told them about his marriage, and they were suitably interested.	Он рассказал им о своей любви, и они благосклонно внимали ему.
He thought this trip to some lonely bank across the lagoon probably meant business: business being l'amore, love.	Он думал, что эта дальняя поездка на уединенный пляж означает "бизнес"; под бизнесом он разумел l'amore [любовь (итал.)].
So he got a mate to help him, for it was a long way; and after all, they were two ladies.	Вот и пригласил напарника; путь-то дальний. Да и госпожи две.
Two ladies, two mackerels!	Две госпожи - два гребца.
Good arithmetic!	Безошибочная арифметика.
Beautiful ladies, too!	К тому же обе госпожи красавицы.
He was justly proud of them.	Он справедливо гордился ими.
And though it was the Signora who paid him and gave him orders, he rather hoped it would be the young milady who would select hint for l'amore.	Платила ему синьора, она же всем и распоряжалась, но он надеялся, что его выберет для l'amore молодая леди.
She would give more money too.	Помимо прочего, она всегда больше платит.
The mate he brought was called Daniele.	Его приятеля звали Даниеле.
He was not a regular gondolier, so he had none of the cadger and prostitute about him.	Он не был профессиональным гондольером, и в нем отсутствовали черты попрошайки и альфонса.
He was a sandola man, a sandola being a big boat that brings in fruit and produce from the islands.	Он был хозяином сандолы, большой лодки, в которой возят фрукты и другую снедь с островов.
Daniele was beautiful, tall and well-shapen, with a light round head of little, close, pale-blond curls, and a good-looking man's face, a little like a lion, and long-distance blue eyes.	Даниеле был красив, высок, хорошо сложен; небольшую круглую голову облепляли мелкие тугие кудряшки, отчего он слегка напоминал льва.
He was not effusive, loquacious, and bibulous like Giovanni. He was silent and he rowed with a strength and ease as if he were alone on the water.	В отличие от Джованни, экспансивного, речистого и вечно навеселе, Даниеле все время молчал и греб легко и сильно, точно работал один без напарника.
The ladies were ladies, remote from him.	Г оспожи были для него только клиентки, отделенные невидимым, непроницаемым барьером.
He did not even look at them. He looked ahead.	Он ни разу не взглянул на них. Его синие зоркие глаза глядели только вперед.
He was a real man, a little angry when Giovanni drank too much wine and rowed awkwardly, with effusive shoves of the great oar.	Это был настоящий мужчина. Он даже немного сердился на Джованни, когда тот, хватив изрядно вина, переставал грести споро и в лад.
He was a man as Mellors was a man, unprostituted.	Это был мужчина того же склада, что и Меллорс, собой не торговал.
Connie pitied the wife of the easily-overflowing Giovanni.	Конни жалела будущую жену Джованни, легковесного и не знающего меры.
But Daniele's wife would be one of those sweet Venetian women of the people whom one still sees, modest and flower-like in the back of that labyrinth of a town.	А жена Даниеле, представлялось ей, - одна из милых венецианских женщин, скромная, похожая на цветок, какие все еще встречаются на окраинах этого города-лабиринта.